Радикализация искусства. Избранное. Глеб Нагорный

его под рукочаши, встряхнули и ласково так, с прихлебом в голосе, прошептали:

      – Надо, милейший, надо… Раньше сядешь – раньше выйдешь. Поговорим?..

      И втащили его в лифт. Рукочаши в какой-то момент протестующе взметнулись вверх, но под стальной хваткой субъектов беспомощно обмякли.

      Конверт подозрительно набухал. Трюфели скинули рубашки и деликатно спрятались в шоколадной темноте сафьяновой бонбоньерки. На коробке золотом проступило: «Assorti». В букве «о» заискрило алмазом. Запахло помадно-фруктовой и сливочно-морковной начинками. Пастила, нуга, вишня с ликером, птичье молоко, миндаль в сахаре, глазурованный орех, белый шоколад – «Сортировщик Баланс».

      В коридоре мелькнула белая шкурка Альбиноса и юркнула под какую-то дверь. Флёр подошел к створке и, прочитав на бронзовой табличке надпись: «Заведующая финансовым отделом мадам Фактура», – тихо постучал.

      – Войдите, – раздался из-за двери чей-то дискант.

      Командируемый открыл дверь и оказался в конференц-зале. Длинный некрашеный стол для заседаний был завален документацией и заставлен немытыми кофейными чашками. Перпендикулярно ему стояли небольшой желтый секретер в чернильных пятнах и облезлая канцелярская тумбочка. Из-за шаткого секретера показалось тщедушное, листообразное, потрепанное жизнью телесо с огрызком «серебряной» нити.

      – Из налоговой? – спросил листок, закашлявшись. – Присаживайтесь.

      Листок болезненно кивнул на разбросанные деревянные стулья со вспоротыми засаленными обшивками.

      – Командируемый я, – устало произнес Флёр, подняв за спинку один из стульев.

      – Денег нет, – резво ответил листок сытым басом и тотчас превратился в массивную кожаную тетрадь с толстой волокнистой «серебряной» нитью. – Предприятие в убытке, только за свой счет.

      – Но мне сказали…

      – Мало ли, что вам наплели.

      Тетрадь направилась к серванту красного дерева, который мгновение назад был непримечательной тумбочкой, – на письменном столе, обтянутым глубоким зеленым сукном, появились ежедневник «MOLESKINE», бутылка дорогого многозвездочного коньяка и одна изящная рюмка.

      – Вам не предлагаю, в командировку следует отправляться трезвым. – Мадам Фактура плеснула в рюмочку и пригубила. – Аромат! – Клеточки глаз в неге закатились. – Еще вопросы? —Мадам с любопытством окинула командируемого блудливым взглядом.

      – Суточных бы… – выдавил Флёр.

      – Опять вы за свое, – недовольно буркнула она. – Сказано же, голодаем. И не садитесь в кресло. Продавите.

      – Вы же сами предложили, – обиделся командируемый, застыв в неестественной позе. Руки его продолжали покоиться на спинке кресла. Спинка была резной, ножки – изогнутыми, золочеными, материя – в алых порочно-парчовых розочках.

      – Я не вам предлагала, а социальному статусу, – уточнила мадам и, выставив мизинчик, снова подняла рюмку. Чувствовалось, что жизнь ее весьма благополучна