Летописцы летающей братвы. Книга третья. Геннадий Федорович Ильин

доподлинно известна причина наших бед.

      Вместо ответа я рассказал анекдот:

      – Встретились в гостинице «Алтай» в одном номере сибиряк – русич и грузин.

      – Ты, – спрашивает грузин, – зачем в Москву приехал?

      – Да вот, – отвечает русский, хочу осуществить свою мечту: в Мавзолей сходить, Ленина посмотреть. Да шубу жене купить, и в Большой театр попасть.

      – Молодец! – одобрил грузин. – Я тоже это сделаю.

      Вечером встречаются

      – Ну, как? – интересуется грузин!

      – Да никак. Пришёл в ГУМ, а там очередь от Кремля.

      – А я купил, – небрежно раскинул лисью шубу на кровати кавказец. – Захожу в Пассаж, позвал заведующего отделом, сказал, что хочу, и в двух экземплярах. Один – себе, другой – ему…

      – Что так поздно,– спросил грузина невезучий русский следующим вечером.

      – В Большой ходил, «Щелкунчика» глядел.

      – Так ведь билетов нет.

      – Почему нет? Зашёл к администратору, говорю: кацо, возьми зелень за весь первый ряд. Но дай для меня один билет. Нашёл, понимаешь.

      На третий день грузин хвастается:

      – На Красной площади Ленина видел.

      – Что ты мне мозги пудришь? Мавзолей на ремонте.

      – Точно, дорогой. Но я взял ящик коньяка, принёс его рабочим, попросил показать Ленина.

      – Тебя, – говорят, – внутрь проводить или его сюда вынести?…

      Лена рассмеялась, а тесть обиделся:

      – Вот, – сказал он с горечью, – развращённый народ покушается и на святыни. Сатанинские деньги правят сегодня бал. И это только начало. Помяни моё слово, совсем скоро начнётся такой беспредел, которого не знала ещё Россия. Но ты прав: жируют чиновники на наших несчастьях. Не подмажешь – не поедешь.

      – Хватит, мужички, лясы точить, – прекратила наши рассуждения Лада. – Прошу к столу.

      – Вот это – дело. Я, признаться, крепко проголодался. Да и по рюмашке пропустить не грех. Давно её, окаянную, не пил, – щёлкнул по водочной бутылке Иван Константинович. – И как ей беспартийные не брезгуют? – как всегда пошутил он, опрокинул шкалик и с удовольствием занюхал корочкой хлеба:

      – Соколом пошла. Как фронтовые сто граммов.

      – Кстати, – вставил и я своё слово. – Давно хотел посоветовать: почему бы вам не написать и не опубликовать свои воспоминания? За вашей спиной – огромный пласт мало известной истории, уникальные, почти белые страницы службы в лагерях, работа на Тульском оружейном. Есть о чём рассказать новому поколению.

      – Шутишь, зятёк! Какой из меня писатель? Я и двух слов связать – то не могу, а ты – мемуары.

      – Не скромничай, папа, – поддержала меня Лада. – Мы твоими письмами ох, как зачитывались. И внукам будет интересно, как ты прожил свою жизнь.

      – Так – таки и зачитывались, – довольный похвалой, покачал седой головой Иван, глубоко задумался и неуверенно сказал:

      – Попробовать, конечно, можно. Ради вас, сопляков. Но публиковать!?

      – Ловлю