Русский ад. Книга вторая. Андрей Караулов

старшой.

      – Справедливо! – напомнил кто-то со шконки. – Здесь не безотцовщина!

      Васька отступил:

      – Так пусть и решит. В мою пользу… Я – за!

      Егорку определили в самую обычную, «пролетарскую» камеру: здесь были только карманники. Арестованные чиновники и бизнесмены, готовые выложить наличные за «нормальный угол», сидели этажом выше: там располагались камеры на два-три человека, довольно сносные.

      Почти всю еду, которая поступала заключенным из дома, забирали себе офицеры или конвойные. Главный вопрос: кто сегодня больше заплатит, следователь или его жертва? Бить или не бить?

      Все это время Джамиль валялся на шконке, мечтательно закинув руки за голову.

      – А ты, Васька, пархач…

      Он всегда говорил очень тихо.

      – Я ж к нему со всей любовью, пахан! А он козлит! Любви моей не хочет… во че творится, братва, – оправдывался Васька. – Это ж сурово: парашют пузырится, а он, сученыш, м-меня, как щенка, отхарил!

      – Да какая лоретка тебя захочет? – хохотнул Джамиль. – Окромя Кривого?..

      По камере пробежал нехороший смешок: люди Ваську не уважали, беспокойный он, от таких – всегда беспорядок…

      …Побег из тюрьмы стоил от трех миллионов долларов. Но побег – дело сложное, в цене была другая история: заключенного тайно выводили за забор на волю, он жил где хотел; один товарищ, у которого при аресте почему-то не отобрали загранпаспорт, даже съездил во Францию, на Каннский кинофестиваль! В «застенок» эти господа возвращались только перед какой-то важной проверкой; о таких проверках тюрьма всегда знала заранее. Проще всего, конечно, было бежать из «автозака». Побегом руководили начальники с большими погонами, а списывали на растяпство конвоиров: не уследили! – Конвоиров тут же «закрывали», в камеры к ним являлись «разработчики», и начиналось… сотрудничество со следка.

      – Мы еб…ли все на свете, кроме шила и гвоздя! Шило колется в зал… пу, а гвоздя е…ть нельзя! – загорланил Васька. – У-ух!

      И он опять отбил руками чечетку.

      Тюрьма, если и уважает кого, то только воров в законе и богатых.

      Егорка хотел подняться, ноги не слушались, но он все же сполз на заплеванный пол. Никто ему не помог: зэки расселись возле старшенького, еле говорившего телевизора, и интерес к Егорке почти пропал.

      Егорка так и не понял, почему его загнали в тюрьму: может, про Горбачева узнали? Но как? Даже Катька – и та ничего не знала. Олеша? Борис Борисыч? Нет. И еще раз – нет!

      В Ачинске не было предателей.

      Интересно, как в тюрьме кормят? Может, и рыбу дают?

      Егорка ужасно любил щуку. До чего ж вкусна, зараза! Особенно если сделать из щуки котлетки. Щука в Сибири наивкуснейший зверь! Говорят, хорош еще таймень, но таймень в северных реках живет, а на северах Егорка не рыбачил, случай не подвернулся…

      Егорка подполз к Ваське Дурдому. На последней шконке, у стенки, он отчаянно резался в карты.

      – Слышь, мил человек… Ты меня не попутал с кем-то… а?

      От такой наглости Васька не знал, что ответить: он мог бы двинуть ему в дыню, но в тюрьме после ужина