Добрая память. Софья Хромченко

лишь ахнула. Нет, не поймет

      Странную, жгучую эту породу!

      А догадалась: дитя уже ждет.

      Каким оно будет? Григорий гордился

      Отцовством своим, хоть ребенок пока,

      Уже долгожданный, еще не родился.

      Антону же братова радость горька.

      С женой Лизаветой бездетными жили

      Седьмой они год. По знахаркам, местам

      Целебным и к батюшке в церковь ходили.

      И всё ничего! До женитьбы гулял,

      Жених почитался в округе завидный.

      Ему ль не гулять? Парень ласковый был,

      Не бедный, не глупый, наружностью видный,

      Ни с кем не лукавил, но многих любил.

      Потом на войну попал. Бой представлялся

      Ему приключеньем, а в землю лицом

      Упал, кровь теряя, вот тут испугался.

      Неужто мутит перед жизни концом?

      Неужто помрет? Но ведь жил для чего-то!

      Насилу тогда отходили его,

      Ногу спасли, и с тех пор он заботу

      Отцом стать завел. Взял жену для того.

      Честную девушку – с ним не водилась,

      Красивую – можно ее полюбить,

      Да только… детей до сих пор не случилось.

      Матрена сноху была склонна винить.

      Не хворая ли? Оттого Лизавету

      Она невзлюбила. Та гордой была –

      Простить не могла подозрение это:

      Не гнула ли спину в семье дотемна!

      А тут еще Соню свекровь отличала:

      Видя природную хрупкость ее,

      Жалея, полегче работу давала.

      Антона жена указала на то.

      Матрена ответила: «Лжешь!» Осердилась,

      А как про ребенка узнать довелось,

      Так Лизавете о том и открылась:

      «Соня брюхата. Какой с нее спрос?

      Работай, молчи. Пусть хоть кто-то рожает!»

      Двойной был удар Лизавете. Антон

      Знал, как ночами та горько рыдает,

      И холоден с братом, увы, стал с тех пор.

      Ссорились снохи. В дому в это время

      Только одна жила мирно душа,

      Какую обид не затронуло бремя, –

      Маша взрослела себе, не спеша.

      Младшая дочка Архиповых – Маша

      Самою слабой считалось в семье.

      Куда ей здоровьем и силой до старших!

      Хилая девка – обуза в селе.

      Последнее дитятко. Мать обвиняла

      Себя втайне: позднюю дочку свою

      Ропотом небу в живых удержала,

      А та ведь крещеная – быть ей в раю.

      Ну, еще будет! Родные жалели

      Машеньку: девочкой доброй была,

      Бед от нее никогда не имели,

      Разве в хозяйстве не много могла.

      Ну, и Бог с нею! Отец-мать возили

      В детстве к врачу ее: определил

      Тот сердца порок, оттого и щадили.

      Особенно Гриша сестренку любил.

      Брат никому не давал ту в обиду!

      К пятнадцати летам она подросла

      И стала, однако, красавицей с виду,

      Но замуж нельзя ей: дитя б понесла

      Да померла б с дитём в родах – об этом

      Родителям врач, упреждая, сказал.

      Маша не знала. И сердца