Прах. Александр Варго

несла дрова. Батареи у меня нет, приходится топить печку по старинке, – мягко объяснила старая женщина.

      – Что ты здесь делаешь?

      Она взглянула на него как на непроходимого тупицу.

      – Живу.

      – В этом хлеву? Я слышал, по государственной программе Деминск расселяли в соседние области. Тебе должны были предоставить нормальное жилье. Чего ты здесь торчишь?! Вообразила себя Робинзоном Крузо?!

      Старуха пожала плечами.

      – Я выросла тут. И я не предам землю, на которой прожила всю жизнь я и мои предки.

      Блондин холодно улыбнулся.

      – Зато здешняя земля предала тебя, – сказал он, отпуская ее подбородок. Понюхал пальцы, сморщившись, затем вытер ладонь об джинсы. – Ты уже не похожа на человека. Так, нечто среднее между животным и дерьмом.

      – Зато вы очень похожи на людей, – печально произнесла она. – Настоящие «мужчины».

      – Борисыч! – позвал полицейский, и блондин двинулся в соседнюю комнату. Помедлив, старуха заковыляла следом.

      Камуфляжник стоял перед Романом, он разглядывал тощего инвалида с такой брезгливостью, словно перед ним был не человек, а размазанные колесом ошметки жабы, к которым уже торопливо слетались зеленые мухи.

      – Ау, парень? – сказал он, помахав жесткой ладонью перед застывшим лицом инвалида. – Ты что, тук-тук?

      – Оставьте его, – попросила старуха. – Он вас боится.

      Капитан, скривившись, шагнул вперед:

      – Бля, ну и вонь тут… Слышь, але, гараж!

      Роман закрыл лицо руками, сгорбившись.

      – Он болен, – снова подала голос женщина. – Прошу ва…

      – Закройся! – рявкнул полицейский. Он ткнул толстым пальцем в плечо инвалида. – Ты умеешь разговаривать? Отвечай!

      – Ма… ма, – всхлипнул Роман.

      Блондин задумчиво провел подошвой кроссовки по еще влажному пятну посреди комнаты. Там, где несколько минут назад старуха старательно замывала кровь.

      – Не старовата ли ты для матери, а? Этому парню лет двадцать пять, а ты вся мхом покрылась, – сказал он. Старуха ничего не ответила, и он вкрадчиво спросил:

      – Знаешь, кого мы ищем, а? Конечно, не знаешь. Телевизора здесь нет, газеты сюда не носят, про Интернет вообще молчу. Этого урода зовут Труднов Илья. Илюшенька, мать его. Больной выродок. Насиловал в Хабаровске старух, отрубал им конечности, вытаскивал кишки, а вместо них набивал животы тряпьем, после чего зашивал. На чердаке его дома нашли шесть трупов. Эту мразь везли на очередную экспертизу, но его отбили по дороге. При побеге один конвоир был убит, второй тяжело ранен, не знаем, выкарабкается ли. У первого остались маленькие дети.

      На лице старухи не дрогнул ни один мускул.

      – Что, не впечатлило? – прищурился опер. – Наверное, живя среди дерьма и крыс, тебя уже трудно чем-то удивить?

      Краем глаза пожилая женщина увидела, как камуфляжник направился в комнату с подвалом, и ее искривленные артритом пальцы крепко сжались.

      – Ладно, Борисыч, – закряхтел капитан. Сняв фуражку, он вытер несвежим платком