По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918. Я. Е. Мартышевский

Виноват, как ваше имя и отчество?

      – Николай Васильевич.

      – Я думаю, Николай Васильевич, вы очень устали сегодня, не правда ли?

      – Да, круглые сутки не удалось сомкнуть глаз ни на минуту.

      – Ну, вот видите. Ложитесь и отдохните как следует, я до утра подежурю, а потом вы меня смените. У нас и в будущем будет такой порядок: один отдыхает, а другой бодрствует.

      – Очень хорошо, – обрадовался прапорщик Муратов, довольный тем, что можно будет спокойно заснуть. – Лишь бы только австрияки не помешали… Хотя им сегодня так всыпали, что, пожалуй, не скоро опомнятся…

      – А свечку потушите, Николай Васильевич. Для чего ей гореть? Потом пригодится. У меня есть электрический фонарик.

      – Да, пожалуй…

      Прапорщик Муратов потушил свечу и пожелал мне спокойной ночи.

      В нашей яме сделалось темно, так как единственное отверстие-выход был закрыт полотнищем палатки. Не прошло и минуты, как прапорщик Муратов спал уже мертвым сном.

      «Надо пойти в окопы посмотреть, может быть, все спят, тогда австрийцы нас заберут голыми руками», – подумал я и вышел из землянки. Стояла глубокая ночь. Небо заволокло маленькими, но частыми тучками, из-за которых временами показывался золотой серп месяца.

      В воздухе пахло гарью и еще чем-то неприятным, тошнотворным, как будто вблизи лежала какая-нибудь падаль. Иногда этот отвратительный запах делался до того невыносимым, что я невольно останавливал свое дыхание и ждал новой свежей струи. Я долго не мог понять, откуда идет эта ужасная вонь, пока наконец не сообразил, что она распространяется разлагающимися трупами убитых, которыми, вероятно, усеяно поле впереди позиции.

      Лавируя между грудами развалин, я вышел на окраину деревни, где кривой линией чернели наши окопы. Время от времени австрийцы бросали ракеты, а с нашей стороны из-за Сана светили прожектора. Их длинные светлые лучи как гигантские щупальца скользили по потонувшей в бледном сумраке ночи местности. Частые ружейные выстрелы хлопали, точно бичом. Вдали, где-то далеко вправо виднелось огромное зарево и доносилась канонада.

      Окопы, куда я соскочил, представляли собой нечто вроде рва высотой приблизительно в рост человека. Они тянулись по окраине деревни, пересекали шоссе и шли дальше, соединяясь с окопами соседних батальонов нашего полка. А вправо позицию держали 2-я и 3-я роты нашего батальона. В этом месте окопы закруглялись и упирались в Сан. Я пошел по окопам вдоль деревни, стараясь не наступить на темные фигуры спавших на дне окопа солдат, измученных повседневными жестокими боями. В то время когда одна смена отдыхала, другая бодрствовала, готовая каждую минуту встретить врага. Лица солдат, насколько я мог различить в темноте, были бледные и изнуренные. Некоторые сидели, прислонившись спиной к стенке окопа, и молча курили «цигарки», другие стояли и смотрели вперед, прислушиваясь к каждому шороху со стороны противника.

      «Вот та роковая граница, где решается судьба России! Вот эти безропотные страдальцы,