По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918. Я. Е. Мартышевский

стали кричать, чтобы шли назад, распоряжения, вишь, не было от начальства…

      Мне понравился пулеметчик своим простодушием и боевым задором. Я потрепал его по плечу и спросил его фамилию.

      – Петр Василенко! – бойко ответил тот.

      – Ну, смотри же, Василенко, – ласково проговорил я. – В следующем бою постарайся отличиться, я вижу, ты молодец…

      – Постараюсь, ваше благородие.

      Я пошел дальше по окопу.

      Участок моей роты был большой, но молодых было совсем мало. Местами были прорывы, где на протяжение нескольких десятков шагов не было ни одного человека.

      Я дошел до самого левого фланга моей роты, то есть до шоссе. Здесь стоял второй пулемет. Присутствие пулеметов в моей роте вызывало во мне чувство гордости, так как в то время, то есть в начале войны, наша армия не была особенно богата пулеметами, поэтому их ставили лишь в самых важных местах. Кроме того, при наличии пулеметов как-то бодрее себя чувствуешь. И действительно, разве мыслимо было бы удержать такой большой участок без пулеметов, одной стрелковой цепью, да еще когда человек от человека стоит чуть не на 30 шагов?

      Я повернул обратно и пошел окопом, поминутно взглядывая поверх бруствера в темное пространство, стараясь подметить какие-нибудь тревожные признаки готовящегося ночного наступления. Но трудно было угадать намерения врага. Ружейные выстрелы хлопали по всей линии, то учащаясь, то замирая. Артиллерия молчала. Яркие зеленоватые австрийские ракеты, как звезды, падали на землю и, мигая, угасали. Освещенная на мгновение местность снова погружалась в таинственный мрак, так как месяц зашел. Со стороны Сана белый сноп прожектора скользил в темноте. Дойдя до своего окопчика, я сел на развалины какого-то сгоревшего домика. Спать не хотелось.

      Впечатления минувшего дня проносились в моей взбудораженной голове. Я все еще не мог освоиться с мыслью, что я опять на войне. Снова я слышу орудийные громы и предательский свист пуль, снова кровь, стоны раненых. Неужели это правда? А ведь так еще недавно, всего каких-нибудь несколько дней тому назад я был дома, где было столько ласки, любви и заботливости, где было так тихо и уютно… А теперь? Бр-р-р… Холодно, сыро…

      Я плотнее запахнул свою солдатскую шинель, так как налетел порыв ветра, в котором вместе со свежим дыханием осени меня коснулся отвратительный трупный запах.

      Опершись головой на руку и углубившись в воспоминания, я незаметно задремал. Вероятно, это забытье продолжалось недолго. Внезапно я вскочил на ноги, словно какой-то инстинкт меня разбудил, и оглянулся по сторонам. Прислушался. Вокруг стояла предрассветная серая, мутная мгла. Жуткая тишина ничем не нарушалась. Выстрелы смолкли. Ракет не было видно. Казалось, и природа, и люди были погружены в непробудный сон, отдыхая от дневного грома и напряженной кровавой борьбы.

      Но в душу мою закралось беспокойство. Наступившая гробовая тишина показалась мне подозрительной. «Почему же не раздается ни одного выстрела? Неужели все спят?» – подумал я, напряженно всматриваясь вперед.