Кто эта женщина?. Юлия Лавряшина

важной, – ради которой она и прожила три десятка лет.

      – Думаю, можно рискнуть, – ответила она Антону. – Если не пустит тебя, значит, не судьба.

      Его широкие брови поползли вверх.

      – Не судьба?! А ты веришь в судьбу?

      Она пожала плечами:

      – Я всю жизнь чувствовала, что должна жить у моря. Здесь мое место. И вот я тут. Разве это нельзя назвать судьбой?

      – Нет. Ты просто взяла и приехала сюда. При чем тут судьба? Вот если б ты выиграла в лотерею дом у моря, это можно было бы назвать судьбой.

      – Дома нет, – засмеялась она. – Только этот – кошкин дом…

      – Крым вообще кошачий полуостров. Ты заметила?

      – Да, они тут повсюду.

      Он беззвучно рассмеялся:

      – Больше только на Тасиро.

      – Где?

      – Ты не слышала про такой японский остров? Его еще называют Кошачий остров. Их там больше, чем людей.

      – Не слышала… – озадаченно призналась Кира.

      – Темноватенькая ты. – Он вдруг погладил пальцем ее щеку. – Но это не страшно. У тебя ведь теперь есть я – умный и красивый.

      – Нахал! – рассмеялась она, ткнувшись лбом в его плечо. Оно было крепкое и теплое. – Ну что, пойдем?

      Еще раз смерив взглядом расстояние до калитки, Антон демонстративно размял плечи:

      – Прыгай на руки. Я тебя занесу, а то крутовато здесь. Еще швы разойдутся…

      – Не должны. Доктор сказал, что я могу ходить. Но…

      Она неуверенно обвила рукой его шею:

      – Поехали?

      Обезболивающее пока действовало, и другие ощущения, которых Кира не улавливала час назад, дали о себе знать. Ладони Антона были горячими. И напрасно он поворачивался так, что лицо его оказывалось чересчур близко: один неровный шаг, и уткнется губами ей в щеку…

      – Да не напрягайся ты, – выдохнул он. – Я не собираюсь…

      – Чего не собираешься?

      – Ничего. Просто донесу тебя до комнаты и уйду.

      Они с трудом справились с массивной металлической калиткой, чуть не застряли на маленькой веранде, столкнувшись с хозяйкой, привычно запричитавшей:

      – Ой, да что это с вами приключилось, Кирочка? Чем вам помочь?

      – Накормить и спать уложить, – вместо нее отозвался Антон. – Завтра будет как новенькая.

      Кира возмутилась:

      – Завтра?! Да мне только через неделю швы снимать!

      – А-а, шалунья! – Он хитро прищурился. – Поболеть хочешь? Чтобы за тобой поухаживали?

      – Так некому же, – ответила она в тон.

      – А я на что?

      – А при чем здесь ты?

      Сказала – и куснула губу до боли: «Черт! Как я могла такое…»

      На его месте она просто разжала бы руки – вались на пол, разбивай второе колено! И ушла бы, чтоб больше никогда не возвращаться. Нельзя прощать хамство, даже едва проклюнувшееся, иначе оно вымахает выше тебя, как крапива, сожжет до костей – и человека, угодившего в него, и тебя самого. Она знала это наверняка, вытерпев три года со Станиславом…

      Но Антон