Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том второй. Нелли Шульман

Лаура встречала аккуратных японских детишек, в серых курточках, с ранцами и связками учебников:

      – Он тоже курточку носит, мой хороший… – мальчик сопел рядом, уткнувшись личиком в грудь. Лаура гладила темные волосы:

      – Спи, мой маленький, спи. Мама здесь, мама с тобой… – ночами она разговаривала с мужем и сыном, незаметно, беспрестанно, шевеля губами. При охранниках, и врачах, Лаура такого не делала. Она не хотела рисковать:

      – Фон Рабе решит, что я сошла с ума. Умалишенных в лагерях в первую очередь в печи отправляли… – иногда Лауре снился еще один ребенок, светловолосый, голубоглазый, изящный мальчик. Она ежилась, дрожала, от смертного холода черной воды. Сын протягивал к ней ручки:

      – Мама, мамочка… – Лаура хотела и не могла закрыть глаза. Течение уносило мальчика, по ладоням текла горячая кровь. На месте, где она видела ребенка, расплывалась темная лужа:

      – Мамочка, зачем ты меня убила… – ночами Лаура прислушивалась к далекому шуму двигателей лодки, к шагам по коридору. Иллюминатора в каюте не было, но Лаура знала, что ребенок снаружи. Она улавливала шуршание, скрип, за бортом, до нее доносился жалобный голос:

      – Мамочка, пусти меня. Открой мне, пожалуйста. Мамочка, мамочка… – сын плакал, в ледяной толще океанской воды.

      Он продолжил плакать и здесь:

      – Мы в южных широтах, – Лаура прислушивалась к реву ветра, за каменными стенами строения, – судя по погоде, мы сюда прибыли в конце зимы. Сейчас сентябрь. Война, скорее всего, весной закончилась. И японцы, наверное, сдались. Наримуне не расскажет мальчику об мне. То есть он объяснит, что я умерла. Нельзя такого позволять, я должна увидеть сына. Папа должен знать, что у него есть внук. Он и так думает, что меня потерял, остался один… – Лаура не знала, что случится дальше:

      – Мишель со мной не останется. Но я не скрою от него случившегося в Нойенгамме… – за шумом ветра, плеском волн, Лаура продолжала улавливать детский плач, – хотя он и отвернется от меня, узнав, что я убила наше дитя… – кроме беспрестанного движения губ, Лаура, в одиночестве, опять стала водить ладонями по стене. Ей казалось, что так она лучше слышит мальчика. Ночами он плакал в голове:

      – Мама, мамочка! Пусти меня, пусти… – поднимаясь с койки, Лаура прокрадывалась к стене, ощупывая ее пальцами. После долгих поисков, она обнаружила неплотно прилегающий кирпич.

      – Здесь какое-то окошечко, – обрадовалась женщина, – его заделали… – за стеной комнаты оказался медицинский кабинет, куда Лауру водили на осмотры. Персонал был ей незнаком. Ни Отто фон Рабе, ни врачей из Нойенгамме или Равенсбрюка она пока не встретила.

      – Может быть, они все погибли… – мстительно думала Лаура, покорно глотая очередные пилюли, – пусть они вечно горят в аду… – холодный голос напоминал ей:

      – Ты тоже будешь корчиться в пламени, убийца невинной души… – Лаура сжимала зубы:

      – Он умер некрещеным,