Рубеж. Алексей Гридин

время Виллему.

      Мастер Дарик пришел в Орлиное Гнездо тихо, спокойно и буднично. Проскользнув мимо летучих мышей, верных соглядатаев Ночной Стражи, он подошел к воротам, негромко постучал дверным молотком и сказал выглянувшему стражнику:

      – Дорогой мой, будьте добры: передайте уважаемым магистрам, что к ним пришел мастер Дарик.

      Долго стоять под дверьми ему не пришлось.

      Все уже было готово, ждали лишь, явится он или нет. Теперь же, когда восстание обрело Вождя, почтовые стрижи разнесли эту весть, и по тайным горным тропкам, по неприметным лесным стежкам потянулись к Орлиному Гнезду повстанцы, то поодиночке, а то группами, во главе с суровыми молчаливыми вожаками.

      Мастер, вернувшись в свои покои, переоделся из потертого джинсового костюма в привычные тунику и мантию, сменил кроссовки на поскрипывающие кожаные сапоги. Вскоре ему принесли Меч, и мастер надел перевязь с ножнами.

      – А где Кузнец? – спросил Дарик.

      – Занят, – ответили ему. – Понимаете, мастер, восстание. Нужно ковать много оружия.

      – Ну-ну, – понимающе хмыкнул Вождь.

      Вечером третьего дня, если считать от возвращения Дарика домой, армия мятежников окружила Черный Замок.

      После военного совета мастер Дарик долго бродил по лагерю. У костров его радостно приветствовали, теснились, освобождая место, предлагая перекусить вместе с ними, чем бог послал, угощали вином. Дарик пробовал ложку-другую варева, вежливо отхлебывал из простецких оловянных кубков, улыбался шуткам и шутил сам. То тут, то там барды пели Песню, и при ее звуках мгновенно суровели вчерашние крестьяне, принимались подтягивать тетивы луков, проверяли пальцем остроту клинков. Тот, кто сложил Песню, постарался на славу. Сам Дарик, всегда слывший скептиком и вольнодумцем, любившим подчеркивать свою независимость и отстаивать ее, даже если на нее никто не покушается, принимался отстукивать ритм кончиками пальцев по пряжке ремня. Только порой предводителю восставших казалось, что при его приближении барды замолкают, не всегда допевая до конца. Ну что ж, это их бардовское дело. Не хотят петь – пускай их, мастеру достаточно тихого треньканья струн, ласкаемых умелыми гибкими пальцами.

      Виллем подошел сзади, осторожно тронул мастера за плечо. Дарик обернулся.

      – Да, Виллем?

      – Мастер, негромко сказал магистр, – шли бы спать. Завтра – бой. Не стоит ли отдохнуть?

      – Да я еще не устал, – улыбнулся мастер.

      Но спорить не стал и отправился в свой шатер, где лег в постель и быстро заснул. Ему снилась жена.

      – Что, правда? Врешь ведь! Льстишь! Приукрашиваешь!

      – Докажи!

      – Как?

      – Не знаю. А я про эту вспомню… как ее… презумпцию невиновности. Фу, какое слово придумали – презумпция. Язык сломаешь, пока выговоришь.

      – Ладно-ладно, подсудимый, когда-нибудь вы еще признаетесь в совершении ужаснейшего на свете преступления: обмане жены. А пока – прошу вас, говорите