Тайны Парижа. Понсон дю Террайль

новобрачные вышли из церкви, окруженные толпою приглашенных и встреченные аплодисментами зевак, которые всегда рады случаю пошуметь.

      Граф был в полном смысле слова красавец. На нем был надет древний неаполитанский костюм, который шел к нему замечательно; он бросал в толпу с беспечностью истого аристократа мелкую серебряную монету. Новая графиня была обворожительна. Но внимательный наблюдатель мог бы заметить тень грусти и скрытого беспокойства, омрачавшего ее белое, как слоновая кость, чело, или уж не счастие ли сделало ее мечтательной?

      Граф и графиня сели в карету, поблагодарив провожавших за пожелания счастливого пути и распрощавшись с ними. Четыре ливрейных лакея, ехавшие верхом, окружили карету.

      Карета тронулась; лошади галопом понеслись по улицам Неаполя. Никто из приглашенных на брачную церемонию не последовал за знатными супругами, только их собственные слуги сопровождали их.

      Двадцать пять лье, отделявшие Неаполь от Пульцинеллы, они проехали так быстро, что к полуночи прибыли в замок. Граф распорядился заранее, чтобы слуги в замке ожидали их приезда. Когда карета, миновав предместья, покатилась по открытому полю, граф, обернувшись к своей супруге, сказал ей смеясь:

      – Как ты находишь, моя милая, хорошо мы сыграли свои роли?

      – Превосходно!

      – Пусть меня повесят, если только неаполитанцы не считают тебя самой чистой и добродетельной из женщин.

      – А ты так чуть не сделался добродетельным…

      – К счастью, бандит уже не существует. На свете есть только граф Джузеппе Пульцинелла, истый джентльмен, страшный богач, женатый на благородной маркизе делль Пиомбо.

      Леона опустила голову.

      – Какая прекрасная будущность предстоит нам! – продолжал бывший разбойник. – Мы богаты благодаря моему удачному ремеслу, а те сто тысяч экю, которые нам достались от глупого маркиза Гонтрана де Ласи, несколько увеличили наше состояние.

      Леона ответила взрывом смеха и посмотрела на мужа.

      В первый раз этот человек, которого она обожала, когда он был убийцей и бандитом, показался ей не на своем месте в одежде добродетельного вельможи.

      – Странно, – прошептала она, – но мне кажется, что ты теперь утратил всю прелесть и поэзию.

      Джузеппе закусил губы.

      – Ты с ума сошла! – воскликнул он. – Неужели ты хочешь, чтобы я опять взялся за карабин?

      – Почему бы и нет? Карабин – это опасность, жизнь с ним полна приключений и волнений.

      Граф пожал плечами.

      – Не хочешь ли ты, чтобы я снова набрал шайку и обратил замок Пульцинеллу в притон разбойников?

      – Это было бы картинно и поэтично.

      – Полно, моя милая, картинность и поэзия встречаются только в опере, но никак не в действительной жизни разбойников.

      Леона в свою очередь закусила губу.

      – Неужели вы думаете, – продолжал Джузеппе, – что, ведя этот ужасный и опасный образ жизни, я имел в виду поэзию, а