Тайны Парижа. Понсон дю Террайль

разбитый усталостью и пережитыми волнениями, забылся тяжелым сном, полным страшных сновидений, который обыкновенно наступает после крайнего утомления. Давно уже наступил день и солнце заливало хижину потоками света, когда он проснулся. Маргарита стояла на пороге, бледная, грустная и с любовью смотрела на Гонтрана. Для нее с этих пор он составлял все будущее, весь мир.

      – Ах, – прошептала Маргарита, – какая ночь! Какая ужасная ночь!

      Она обняла Гонтрана и продолжала:

      – О, бежим… бежим сейчас же… иначе у меня не хватит сил… бедный отец!

      Де Ласи почувствовал головокружение.

      – Но это невозможно! – прошептал он, – нужно подождать… подождать еще немного; почтовая карета приедет только вечером.

      Не успела Маргарита возразить, как раздались быстрые шаги за дверью хижины, и каторжник, стороживший по приказанию Гонтрана всю ночь, вбежал растерянный в хижину и закричал:

      – Сударь, сударь… в лесу слышен конский топот… бегите… за вами погоня!

      Маргарита вскрикнула и бросилась в глубину комнаты, бледная, растерявшаяся, страшась увидеть грустное и убитое лицо отца.

      Де Ласи, подобно солдату, спокойно ожидающему неприятеля, стоял неподвижно, скрестив руки на груди, приготовившись встретиться лицом к лицу с человеком, который явится потребовать у него свою дочь.

      «Она чиста, – скажет он отцу девушки… – я уважаю ее… но она моя, и я хочу назвать ее своей женой».

      Конский топот приближался. Слышны были уже голоса. Вдруг на пороге хижины обрисовался силуэт женщины… Гонтран вскрикнул и отшатнулся: перед ним стояла спокойная и презрительно улыбавшаяся Леона. Увидев незнакомую женщину, смотревшую на Гонтрана с презрением, мадемуазель де Пон так же, как и Гонтран, отступила на шаг.

      Леона прошла мимо Гонтрана и направилась прямо к молодой девушке:

      – Знаете ли вы, сударыня, какую гнусную ловушку расставил вам мой муж?

      – Муж? – воскликнула пораженная Маргарита.

      – Я маркиза Гонтран де Ласи, – холодно сказала авантюристка.

      Голос этой женщины, которая лгала, звучал так искренне, что пораженный Гонтран остолбенел от такой дерзости, а Маргарита спрашивала себя, не снится ли ей страшный сон.

      В это время в хижину вошли шевалье и барон. Вид у барона был ужасный. Лицо его побагровело от негодования, глаза метали молнии. Шевалье был спокоен и держал себя с достоинством человека, приготовившегося исполнить великую миссию.

      Барон подошел к Гонтрану, все еще стоявшему неподвижно.

      – Негодяй, – крикнул он, занося над ним хлыст.

      Но чья-то рука остановила руку барона, готовую нанести удар: это Маргарита встала между отцом и своим соблазнителем.

      Фамильная гордость проснулась в молодой девушке, и мадемуазель де Пон, презрительно взглянув на маркиза, сказала отцу дрожащим голосом:

      – Не бейте этого человека, отец.

      Затем, обратясь к Гонтрану, она прибавила:

      – Сударь, предложите руку вашей жене, маркизе Гонтран де Ласи, и уходите вон!

  &nbs