Двуявь. Владимир Прягин

кепку по случаю хорошей погоды, указывал куда-то на запад – видимо, призывал убрать последнее облако с горизонта.

      В парке царило весёлое оживление. Играла музыка (какой-то доисторический ВИА – не то «Мечты», не то «Ягоды»), фланировали нарядные парочки, роился народ вокруг киоска с мороженым. Пухлый малыш, как бурлак на Волге, тянул за собой гигантскую гроздь из воздушных шариков.

      Колесо обозрения крутилось медленно и степенно. Дождавшись, когда подплывёт пустая гондола, первокурсники устроились на сиденье и стали возноситься над парком. Тополя махали им вслед.

      – Ух ты! – огляделась Тоня. – Действительно, красотища.

      – А то, – подтвердил Юра самодовольно, как будто лично спроектировал все ландшафты и утвердил в горкоме.

      Осенний город сверкал под ними как хохломской поднос – жёлто-багряный, с редкими вкраплениями зелёного. Над подносом вилась серебристая мошкара маршрутных аэрокаров; сахарно белели кубики новостроек.

      За перелеском у восточной окраины виднелся матово-синий купол – пассажирский терминал космодрома. Рейсовый межпланетник, похожий на разозлённого шершня, заходил на посадку. В другой стороне – ближе к юго-западу – всё так же дремала лиловая Змей-гора.

      – Знаешь, – сказала Тоня, – я вот расписывала в эссе про сказочные мотивы. А ведь мы, если вдуматься, сами в сказке живём.

      – Не говори, – согласился Юра. – Смотришь – и ощущение, что такого не может быть. Что кто-нибудь это выдумал.

      Глава 2. Заказ

      Дождь сеялся мельчайшими каплями, словно кто-то на небесах перетряхивал его через сито. Туманная взвесь, пропитанная октябрьским холодом, заполнила колодец двора – она то и дело вздрагивала, поймав несвежее дыхание ветра, скручивалась в болезненных спазмах и шарахалась в стороны, чтобы разбиться о бетонные стены; расплёскивалась по крышам, обвисала рваными клочьями на зубьях антенн, оседала на бугристом асфальте и на сгнивших лавочках у подъезда, а потом вдруг, вскинувшись, цеплялась за ослепший фонарный столб и неуклюже вертелась вокруг него, как усталая стриптизёрша.

      Марк стоял у окна и думал, что в следующем месяце платить за аренду нечем. Впрочем, даже если бы деньги откуда-то появились, продолжать затею с клетушкой, гордо именуемой офисным помещением, было совершенно бессмысленно. Он никогда не отличался деловой хваткой, да и вообще какими-либо талантами, достойными упоминания вслух, а коллега Сурен, прежде тянувший на себе, так сказать, административную часть проекта, в офисе теперь не нуждался, довольствуясь ямой в земле и крестом в изножье. Марк хотел проведать его, когда исполнилось девять дней, но так и не собрался – помешал дождь, хлеставший тогда с особым остервенением.

      Выдвинув нижний ящик стола, он извлёк початую пластиковую бутыль с колосящимся полем на этикетке. Бутыль была двухлитровая, увесистая как булава. Отвинтив крышку, он принялся осторожно наливать пиво в чайную чашку, у которой был выщерблен ободок, а на дне виднелся бурый налёт. Чаем баловался Сурен до того, как переселиться на кладбище.