Двуявь. Владимир Прягин

ректору.

      – Серьёзно? И по какому поводу?

      – Без понятия. Мне не докладывали.

      – А вам, товарищ Самохин, и не должны ничего докладывать. Ваша комсомольская совесть должна вам подсказать сей же час, чем вы провинились перед партией и народом. Да, подсказать, чтобы открыть дорогу к раскаянию. И помочь вам наложить на себя добровольную… э-э-э…

      – …епитимью, – подсказал Серёга с готовностью.

      – Вот именно, эту самую. Благодарю, коллега.

      – Юмористы, блин. «Крокодил» от зависти обрыдается.

      Приятели свернули на улицу, ведущую к универу, и Юре почудилось, что он попал на праздничную открытку. Или в фотоальбом, призванный продемонстрировать миру, как ярко живётся в Стране Советов.

      Синело небо, на фасадах алели флаги, вдоль дороги застыли жёлтые тополя, а между ними текла людская река, и блестели на солнце разноцветные куртки – малиновые, карминные, канареечные, горчичные, пурпурные, оливковые, фисташковые, хвойно-зелёные, мандариновые, янтарные. Оттенка старинной меди, морской волны и влюблённой жабы. Октябрь, сытый и по-южному щедрый, в свой предпоследний день расплёскивал краски, чтобы уйти в историю налегке.

      – Ладно, Юрец, – сказал Серёга, когда они поднялись на крыльцо, – расскажешь потом, чего от тебя хотели.

      – Ага. Увидимся.

      Лавируя между группами галдящих студентов, Юра пересёк вестибюль по диагонали. Краем уха выхватывал обрывки разговоров и сплетен:

      – …да он вообще опух, за три прогула к зачёту не допускает…

      – …классно, скажи? Хоть бы на демонстрации такая погода…

      – …акустика там – отстой…

      – …перигелий – два на десять в восьмой степени…

      – …планшет разбил, прикинь? Жалко, сил нет…

      – …тридцать второй съезд – это двенадцатый год, не путай…

      – …сядет на первый ряд, сиськи вывалит и смотрит на него, как овечка…

      – …нет, если через Луну – всё равно дешевле…

      – …инфракрасный спектрометр, как на «Спитцере»…

      На четвёртом этаже административного корпуса было пыльно, благостно и пустынно. Юра остановился перед дубовой дверью, чувствуя холодок в груди; глянул на часы – ровно восемь-тридцать. И в ту же секунду грянул звонок на первую пару.

      – Можно?

      Пожилая секретарша со взглядом питбультерьера оторвалась от монитора:

      – Вы Самохин?

      – Да.

      – Проходите.

      Бархатные шторы в приёмной были задёрнуты, отсекая заоконное многоцветье. Напротив секретарского стола висела картина – Лермонтов в бурке на фоне ещё не изувеченной Змей-горы. В углу торчал макет жилого венерианского модуля, похожий на скороварку. Других деталей Юра разглядеть не успел, поскольку уже упёрся в дверь кабинета. Коротко стукнул и переступил порог.

      В кабинете пахло табачным дымом. Два стола были составлены буквой «т». Ректор кивнул Юре, приглашая садиться, и раздавил в пепельнице окурок. Глава университета напоминал стареющего бухгалтера – неброский серый