Мёртвая рука капитана Санчес. Нина Запольская

пошла за шхуной на этом буксире, который с каждой секундой всё укорачивался. Капитан, Платон и матрос Ганн в это время, по одному и медленно, стараясь не перевернуть шлюпку и не выпустить из-под прицела пиратов, стали пересаживаться на своих банках спиной к движению. Шлюпку неудержимо тащило к «Архистар», но и сама «Архистар», на которой за это время успели поднять паруса, неудержимо стремилась прочь от «Гордого».

      Лицо флибустьерского капитана вытянулось, рот чёрной щелью приоткрылся в отчаянии. С «Гордого» вдогонку «Архистар» ударила пушка. Ядро, не долетев до шхуны, упало в воду, подняв фонтан брызг.

      – Куда, болваны! – заорал вскочивший со скамьи пиратский капитан и в ярости затряс кулаками. – Шлюпку спускайте, сволочи! Шлюпку! Скорей на «Принцессу»! Висельники!

      Он стал указывать руками в сторону «Принцессы», но скоро понял, что на «Гордом» его никто не слышит, и приказал своим гребцам идти на «Принцессу», а на той продолжал разгораться пожар, но как-то медленно, словно нехотя. На бриге тоже, по всей видимости, что-то сообразили, потому что вскоре там спустили на воду вторую шлюпку, которая тоже устремилась к «Принцессе».

      Когда капитан спрыгнул на палубу «Архистар», взволнованные сквайр и доктор Легг уже спешили к нему.

      – Багор пропал! – в бешенстве крикнул им капитан и быстро прошёл мимо них на квартердек.

      Мистер Трелони и доктор, открыв рты, посмотрели ему в спину, а потом растерянно повернулись к Платону и Бену Гану, которым матросы помогали подняться на борт.

      Скоро «Архистар», на которой в эту ночь не зажигали огней, поменяла курс и навсегда скрылась от «Гордого» в ночной темноте.

      ****

      Глава 3. Любовь нельзя понять

      Капитан очнулся на крошеве снега, красном от своей крови, чувствуя запёкшиеся её сгустки во рту и горле, и посмотрел кругом – вокруг был снег, один только снег.

      Он попробовал ползти, и это ему удалось, хотя дышать было нечем, темнело в глазах, и что-то внутри у него рвалось при движении, но он полз, сплёвывая на снег кровавые ошмётки, потому что твёрдо знал, что дальше ему обязательно встретится трава. И когда он дополз до травы, ещё свежей, зелёной, но уже источающей сладостный запах осенних яблок, горькой мокрой коры, багряных листьев, то лёг на неё щекой, закрыл глаза и заплакал…

      Капитан проснулся, сел и огляделся в каюте, отдуваясь, моргая и вытирая обеими руками слёзы на лице. Ему было душно, нечисто и сумрачно настолько, что даже сердце щемило, а может, это просто ныла душа его, размозжённая… Через силу он встал и пошёл проверить вахтенных.

      На утро капитан рассказывал штурману, как всё прошло вчера. В конце, криво ухмыльнувшись, он добавил:

      – Теперь вы понимаете, мистер Пендайс… Руку капитана Санчес, как вы просили, спасти не удалось… Её пришлось отдать пиратам.

      Штурман сдавленно застонал и по-бабьи всплеснул мощными ручищами.

      – Ах, сэр, – пробормотал он огорчённо, зажмурившись, как кот, у которого улизнула из-под