Ватага (сборник). Вячеслав Шишков

почивает. Совершим чин без него, соборне, еже есть написано.

      И ответил мрак:

      – Клади начал. Приступим с верою и радением. Аминь.

      Натыкаясь вслепую друг на друга, – только маленькие оконца багровели, – кержаки сняли с гвоздей лестовки, разобрали коврики-подручники – с ладонь величиной, что подстилают под лоб при земных поклонах, и чинно встали на места.

      Возгласы чередовались с пением хором, вздохи – с откашливанием и стенанем. Сложенные двуперстно руки с азартом колотились в грудь и плечи, удары лбами в пол были усердно-гулки.

      Зыков кадил иконам, кадил молящимся, внятно читал с завойкою по книге. Чмыкали носы, по бородам катились слезы. У Зыкова тоже зарябило в глазах: Нерукотворный Спас взирал на него уныло.

      – Трижды сорок коленопреклоненно, Господи помилуй рцем…

      И мололи тьму и сотрясали кедровый пол бухавшие земно великаны.

      Благочестивое пыхтение, вздохи, стоны прервал громкий голос Зыкова:

      – Помолимся, отцы и братия, от всея души и сердца, по-своему, как Господь в уста вложил.

      – Аминь.

      Он уставился взором в строгий Спасов лик, воздел руки, запрокинул голову, – черные волосы взметнулись:

      – О, пречестный Спасе, заступниче бедных и убогих. Разожги огонь ярости в сердцах наших, да падут попы-никонианцы-табашники и все власти сатанинские от меча карающего. Да соберем мы веру свою правую и сохраним, и нерушимо укрепим. Как ты, Спасе и Господи, гнал вервием торгующих из храма, так и меч наш карающий с дымом, с кровью пронесется над землей. Верное воинство твое – дружину нашу – спаси и сохрани во веки веков…

      – Аминь… Во веки веков… Спаси сохрани… – засекло набухший вздохами воздух.

      Зыков земно поклонился Спасу, встал боком за подсвечник и, подняв руку, бросил в гущу склонившихся голов:

      – И опять, вдругорядь, требую клятвы от вас. Зачинаем большое дело, дружина наша множится, как песок, и работы впереди – конца-краю не видать. Клянитесь всечестному образу: слушаться меня во всем – все грехи ваши я на себя беру – я ответчик! Клянись – не пьянствовать… Клянись – бедных, особливо женщин, не обижать. Клянись…

      И враз загудела тьма, как девятый вал:

      – Клянемся…

      И никло пламя у свечей:

      – Клянемся.

      – Клянись стоять друг за друга, стоять за правду, как один, даже до смерти. Клянись… Все клянись!..

      – Клянемся… Все!..

      – Теперича подходи смиренно с лобызанием.

      А когда моленная опустела, Зыков притушил до единой все свечи и зашагал чрез тьму, суеверно озираясь. Кто-то хватал его за полы полушубка, кто-то дышал в затылок холодом, по спине бегали мурашки.

      В лице быстро сменилась кровь, и сердце окунулось в тревожное раздумье:

      «Так ли? Верен ли путь мой? Не сын ли погибели расставляет сети для меня?» – шептал он малодушно.

      И, опрокидывая все в своей душе, Зыков кричал, кричал без слов, но громко, повелительно:

      – Нет! Христос зовет меня… Народ зовет…

      Костры во дворе померкли. У глубоких