Гимгилимыада – 2: С надеждой на возвращение. Сергей Валерьевич Белокрыльцев

номере!

      – Ах, в номере 22! Другой важный, иэх, землянин. Удивительно, как я мог сперва подумать, что Верум мой сын, а после принять его за востоковца Уддока? Верум в столовой, пьёт чай. Но он вас не искал, вы ведь не терялись. И как я перепутал? Совсем мозги чешуёй, иэх, заросли.

      Дослушивать хозяина сонодома Улит не стал и пошёл в столовую. Там в одиночестве сидел Верум и пил чай из кособокой белой чашки с кривыми, словно колотыми, краями. Улит плюхнулся к нему за стол и вместо приветствия яростно посмотрел.

      – Скандалишь с самого утра? – спросил Верум, приветствуя друга кособокой чашкой.

      – Этот безмозглый дед несет всякую околесицу!

      – Да я слышал, слышал… твои вопли.

      – Между прочим, я пропал на целую ночь, а ты и не подумал искать меня!

      – А чего тебя искать? – ухмыльнулся Верум. – Известно, где ты был. Сам же сказал.

      – Известно ему, – пробурчал Улит, думая, к чему бы ещё придраться.

      – Ну и как?

      – Что как?

      – Как прошла ночь? Ах, ты же не любишь, когда об этом говорят напрямик.

      – Не люблю. Есть вещи, которыми джентльмен интересоваться не должен.

      – Странные у тебя понятия о джентльменах… Тогда так. Этой ночью ты открыл в библиотеке новую книгу? Она оказалась полна новых знаний и впечатлений? Ты оставил в ней закладку? Ты будешь ее перечитывать?

      Улит постарался изничтожить Верума взглядом, испепелить до самых кончиков волос, сжечь до последней клетки ДНК. Но Верум не испепелялся а продолжал пить чай, нагло ухмыляясь.

      – Ты пошлая сволочь, Верум, – сокрушенно заключил Улит. – Ты готов от зависти облить грязью всё то чистое, светлое и романтическое, что произошло со мной этой ночью. Ну не всё, конечно…

      Улит вспомнил один неловкий момент, связанный с запутанной простынёй и падением на пол как раз тогда, когда это было более чем неприемлемо, в конце концов, неловко и просто неприлично.

      Верум показал на белую кособокую чашку.

      – Это мне Трощ подарил, – с напускной гордостью сказал он. – Заявился сегодня в гостиницу с первыми лучами солнца и подарил. Сказал, эту чашку вчера слепила его пятилетняя дочь для уважаемых важных землян. И он с утра пораньше лично вытащил шофёра из постели и прикатил в гостиницу, чтобы, как водится у муслинов, взять у Чикфанила ключ, ворваться в наш номер, лично вытащить из постели уже меня и с гордостью подарить этот шедевр гончарного дела. Каков папаша, а? А может, он сам и слепил её, чтобы к нам подлизаться, потому что я в глаза не видел никаких дочерей у него дома, и сам Трощ раньше никаких дочерей не упоминал. Теперь у меня есть кособокая глиняная чашка с кривыми краями, и я пью из неё чай. Можно было бы забрать домой в качестве сувенира, как накопим денег на билет, да только таможня вряд ли пропустит. Будто Трощ этого не знает.

      – Кстати, сколько нам нужно работать, чтобы набралась нужная сумма?

      – Если ограничить себя в еде и прочих развлечениях, нам нужно проработать около года. Вернее, круга. Он чуть длиннее года.

      – Что очень даже неплохо, – неожиданно для Верума заявил Улит.

      – Неплохо?