Нет кузнечика в траве. Елена Михалкова

наверху что-то скрипнуло и раздались шаги – Николай едва успел спрятаться за мусоропровод.

      Димка Синекольский пробежал мимо, не заметив его.

      Проводив пацана взглядом, Николай хмыкнул и поднялся на пятый этаж.

      Там он обнаружил лестницу и чердачную дверь с навесным замком.

      Белкин провел пальцем по ступеньке и задумчиво посмотрел на чистый палец.

4

      Всех отпустили из школы вовремя, кроме Димки с Олей. «Белкина, Синекольский, остаетесь писать контрольную».

      Плохо не это, а то, что потребовали записку от родных, поскольку оба в оправдание прогула сослались на туманные «семейные обстоятельства».

      – Бабаня меня сожрет, – уныло говорит Димка.

      – К Марине зайдем, попросим ее написать!

      – У твоей Марины почерк как ишак нассал…

      – Много ты видел ишаков!

      Они огибают спортивную площадку и останавливаются.

      Школа в Русме хорошая, отремонтированная на деньги какого-то благодетеля, который учился здесь много лет назад. Средств хватило и на небольшой стадион, по которому в теплое время года школьники наматывают круги под окрики физкультурника. Сейчас на дорожке толпится компания: шестеро парней и между ними – толстая девчонка.

      Оля узнает ее с первого взгляда.

      Это Маня, внучка старухи Шаргуновой.

      Маня учится в их классе, но она старше, потому что дважды оставалась на второй год. Первая кличка ее – Маня-дура. При взгляде на Маню в голову приходит не просто «толстая», а «мясистая». Она крупная девочка с плечами пловчихи, глубоко посаженными голубыми глазами и вечно полуоткрытым ртом. Щеки и лоб у нее очень белые, цвета детской присыпки, а нос розовый, пористый, словно приставленный от другого лица, и за эту особенность она получила второе прозвище – Маня-Пудра.

      Три поколения Шаргуновых живут в одном доме, три поколения женщин. Старшая – высохшая Зоя, которую так боится Оля. Ее дочь – Галина, голосистая баба с необъятными бедрами и пергидрольной завивкой. И младшая – Маня, рожденная неизвестно от кого.

      – Давай, Пудра! Жарь стометровку!

      Это Женька Грицевец. Руки демонстративно засунуты в карманы, вроде как он и пальцем не дотрагивается до Мани. Любому понятно, кто здесь главный.

      – Не побегу-у-у-у!

      Маня пытается отойти, но ее обступили кругом и не выпускают.

      Бег Пудры – это постыдное зрелище. Маня способна подолгу лежать, глядя в одну точку и не меняя положения. В такие минуты в ней проявляется что-то величественное, как в божке, созерцающем свой пупок. Но бегущая Маня, виляющая толстой попой, Маня, взвизгивающая при каждом шаге, словно в ее ступни впиваются колючки, Маня, прижимающая ладони к низу живота, будто вот-вот обмочится, – эта Маня вызывает чувство неловкости у каждого, кто видит ее страдания.

      Физкультурник давно махнул на нее рукой и автоматом ставит тройки. Так же поступают и другие учителя. Галину не раз просили забрать дочь из школы. Маня способна сорвать урок, начав распевать песни пронзительным голосом. Она пугает малышей. Иногда на нее находит, и