Дорога вспять. Сборник фантастических рассказов. Дмитрий Костюкевич

веры. Как Белая Королева. Как хронопласты.

      – Что? Чего ты хочешь?

      – Останусь здесь, Дерево… будешь меня терпеть…

      – Пожалуйста…

      – К чёрту всё…

      *

      Внезапно в его голову врывается голос. Динамики шлемофона молчат. Брод видит густую радужную полосу перед глазами – именно перед глазами, а не за поликарбонатным забралом, – и приседает от нахлынувшей слабости.

      – Эй, ты меня слышишь? Какие-то помехи на линии…

      – Что? – шепчет он.

      – Брод, я сказала, что пожалуюсь твоему начальнику.

      Голос. Бобо. Брод тянет в пустоту руку. К переливам и вспышкам загадочного неба. Вентиляционные капилляры скафандра обдувают лицо, сушат слёзы.

      – Да… – говорит он. Потом словно просыпается.

      Он сыграет эту ужасную роль, если нет другого способа приблизиться, вспомнить, прожить хоть миг снова. – Этот старый хрыч с ума сойдёт от твоего голоска. Пожалей своего мужчину.

      – Я подумаю.

      – О. Это так великодушно, госпожа.

      Он повторяет всё это, как заученную наизусть пьесу. Так и есть. Постановки влажных ночей. Его диалог с прошлым. Жестокий и прекрасный сон. Её утерянный голос, но сохранённые слова.

      – Так тебя ждать к восьми?

      – Непременно. Если вы разрешите поужинать с вами.

      – Запрос принят. С удовольствием.

      – Я люблю тебя, милая.

      – Я должна тебе что-то сказать…

      – Не сейчас, милая, дома. Давай дома.

      – Хорошо.

      – Я скоро…

      Внезапно он начинает дрожать. Не так, как до этого, а дрожью хрупкой догадки. Надежды.

      – Бобо, девочка моя… послушай…

      Тишина. А потом:

      – Да?

      Она слышит. Она не играет по сценарию. Это не запись, не мнемоспазм.

      – Затвори окна во всём доме. И сейчас же уходи из гостиной… закрой дверь, намочи тряпки, одежду и затолкай в щели.

      – Милый… что происходит?

      – Слушай меня, слушай, пожалуйста. Сделай, как я говорю, и спускайся в подвал. Закутай лицо в какую-нибудь мокрую материю, несколько слоёв. Ты меня слышишь? Слышишь?

      – Мне страшно, Брод. Зачем?

      – Просто сделай, – он едва не срывается на крик. Облизывает сухие губы. – Я люблю тебя. И… скоро буду дома. Хорошо?

      Он падает. Шлем ударяется о камень – в углу визира жёлтым вспыхивают индикаторы.

      – Ты меня слышишь? Милая?! Бобо!

      Вокруг – шум. Он утихает. Скатывается вниз шелестом.

      Она его слышала. Она сделает. Ему чудится, что он расслышал: «Возвращайся скорее…»

      Перед глазами тускло пульсирует пыльца на шляпке «гриба».

      Он переворачивается на спину и смотрит на золотистые переливы игольчатых темпоральных всполохов, пронзающих антиэнтропийные вихри. Они играют в неведомые игры по неведомым законам в ветвях туманности Радужного Дерева.

      Он будет ждать…

      Он вернётся… и не будет поздно.

      Где-то. Когда-то.

      – Девочка