Сестра ветра. Гай Юлий Орловский

с ребятами в поселение. Лесавцов, что ли гоняли, или какую другую нечисть. Это не буду врать – не помню. Да уже и не важно. Жители деревеньки той, значит, куда-то делись. В центре самом богомольня стоит. Это те из нас, что башковитые, догадались. Мы – туда. Известно, что в богомольню самое добро несут. Украшать, значит.

      Папаша Пак снова отхлебнул из фляжки. Вновь аккуратно вытер губы тыльной стороной ладони, основательно пригладил щетку усов.

      – Внутри пусто, темно. А дух нехороший такой, знаешь. Деревянные божки, из пней вырезанные, понатыканы, и юбчонки у них из какой-то бахромы. Пригляделся я – тогда еще просто Пак – что ты думаешь! Руки это человеческие! Кисти! Все как одна, правые! В основном мужские, крупные. Но и детские есть, и с тонкими, знаешь, длинными пальцами… Оно, то есть бабские да детские. Бахромой выглядят, потому как с виду одни пальцы!

      Папаша Пак икнул и удивленно поскреб стриженый затылок.

      – Ну, те, кто пожиже, так и осели. Мы потом с ребятами над ними смеялись. Папаша Пак сдюжил, всегда был не робкого десятка.

      Или тогда уже закладывал за воротник, подумала гарпия. Но слушала.

      Под размеренную, трескучую болтовню старого наемника и мерный скрип колес меньше думалось о Талисмане. При одной мысли о сокровище, которое поможет одолеть проклятых нефилимов, спасти сестер и вернуть Жемчужный трон, у гарпии начинали дрожать пальцы, и сердце останавливалось, а потом заходилось крупной дрожью, горло сдавливало предчувствием грядущей беды. Страх бегал внутри, перебирая ледяными лапками, а потом выпускал когти, принимался безжалостно рвать душу… Лучше уж слушать старого вруна.

      – Это у них, у дикарей-то этих, такой обряд был, – продолжал папаша Пак. – Они, значит, пленным, правую руку отрубали, и на своих поганых божков вешали…

      Дорога уверенно вильнула вправо. Лес по бокам стал гуще, темнее. Зеленые островки травы и вовсе не встречаются. Зато больше стало попадаться грибов. Огромные, на тонких ножках, ростом Аэлло по пояс, а то и по грудь. В основном красные, в крапинку. Из-под широких шляпок свисает рваная белая бахрома. Точь-в-точь на божках из россказней старого Пака… Непонятно, откуда в лесу ветер, а все ж таки дует, и тогда шляпки грибов начинают мерно раскачиваться.

      – Нехорошее место, – пробормотал папаша Пак и даже гоблин как будто рыкнул.

      А может, и не рыкнул, может, в животе у него. Кто их разберет.

      – Ничего, – сказал старый охранник и снова приложился к фляге.

      Чуть сполз вниз, устраиваясь поудобней. Зевнул.

      – Скоро проедем, а там повеселее будет. Мы в этом лесу, вон там вот, видишь? В той стороне я имею ввиду, один раз стали. У передней телеги колесо отскочило. Ну, пока на место прилаживали, я да Клим отошли, до ветру. И наткнулись на низенькую такую, землянку.

      Охранник шумно прочистил горло и сплюнул через деревянный борт.

      Горький опыт подсказал Аэлло, что не стоит ждать от нового рассказа ничего хорошего.

      – Мы, понятно, шасть туда… А там пусто. Только два скелета. Один побольше, другой поменьше. Ну, мертвяки и мертвяки, нешто