Тайные письма великих людей. Сборник

читаешь Донъ-Карлоса, я также буду его читать, по вечерамъ, окончивъ работу.

      Я въ самомъ дѣлѣ пишу стихи безъ памяти – долженъ послать пакетецъ доброму Шубарту.

      Во время прогулокъ сочиняю стихи и заношу въ мою аспидную записную книжечку, и о комъ, какъ ты полагаешь? о тебѣ! о тебѣ! а потомъ все стираю. Это я и дѣлалъ, когда увидѣлъ тебя спускающеюся съ горы.

      О, дорогая! о Богѣ и обо мнѣ думаешь ты, сидя въ твоей комнаткѣ? Оставайся такою, ты, быть можетъ, – единственная изъ сотенъ.

      Придетъ ли сегодня сестра твоя, фрейлейнъ Вильгельмина? Послала ли ты ей письмецо? Или передашь ей его теперь? Я слышалъ, что она чувствуетъ себя лучше. Я еще долженъ послать письмецо Бильфингену, но вижу, что это невозможно раньше завтрашняго дня.

      Если бы я всегда былъ такъ счастливъ, какъ теперь! Но я люблю тебя во всякомъ настроеніи, и поэтому положеніе мое не изъ худшихъ. Думай чаще обо мнѣ. Ты знаешь: неразлучно

      твой Гельдерлинъ.

      Что это было за письмо, дорогая!.. Если бы ты могла видѣть, какъ я проливалъ слезы искреннѣйшей радости при этомъ новомъ доказательствѣ твоей невыразимо-сладкой, счастливящей любви, какъ искренне чувствовалъ я въ ту минуту, что я въ тебѣ имѣю, и какъ моя жизнь течетъ весело, покойно. О, дорогая дѣвушка! Твоя любовь и въ разлукѣ – счастье. Эта тоска по тебѣ – счастье для твоего возлюбленнаго, ибо каждое мгновенье говоритъ мнѣ, что и ты также тоскуешь обо мнѣ, что для тебя эти годы такъ же безконечно-долги, какъ и для меня. А еще одиннадцать недѣль до Пасхи, дорогая! Разумѣется, это смѣшно, – еще одиннадцать недѣль – или будемъ такъ утѣшать другъ друга – а потомъ, о, Луиза, Луиза, потомъ… Я не могу назвать блаженства, которое ожидаетъ меня въ твоихъ объятіяхъ – буквы – лишь буквы, и лучше я дамъ тебѣ почувствовать, какъ это ожиданіе поднимаетъ мою душу. Ты вѣдь еще помнишь милыя слова нашего послѣдняго свиданія? Глубоко ли они запали тебѣ въ душу? О, Луиза! Они – моя вѣчная мысль въ одиночествѣ, мое единственное занятіе въ счастливыя минуты, посвященныя тебѣ.

      А твой сонъ? Чудная, дорогая дѣвушка, отчего я такъ счастливъ? Но насколько я былъ бы блаженнѣе, если бы могъ излить въ твоихъ объятіяхъ мое полное счастья сердце! Я такъ счастливъ, когда вспоминаю, какъ часто я терпѣливо, съ душою, полною тоски, – ждалъ на томъ мѣстечкѣ, пока не увижу дорогую у окна, и какъ восхищала меня мысль, что ты ни на кого не смотришь во всемъ огромномъ мірѣ, кромѣ твоего Гельдерлина, что я одинъ живу въ твоей груди! Луиза! Луиза! Когда я увидѣлъ тебя, выходящею изъ твоего дома навстрѣчу крестному ходу – все это во мнѣ еще такъ живо: чудная, величественная процессія, милые глаза, глядящіе на меня снизу, и ожиданіе счастливой минуты, такъ ясно написанное на твоемъ лицѣ, – земля и небо исчезли передъ нами въ тиши сумерекъ. А добрая Генрика, въ самомъ дѣлѣ, у тебя? Да воздастся ей въ ея новой жизни тысячекратно за ту дружбу, которую она намъ выказывала. Съ ея радостною и ласковою душой она, навѣрное, будетъ счастлива и осчастливитъ своего супруга.

      Помнишь счастливые дни въ Леонбергѣ – помнишь