Верблюд. Рами Юдовин

(Ни в коем случае). В доме нездоровая конкуренция.  Здесь я всего одну неделю, слава Создателю, а дома – целых семь дней!».

      Сала́м обычно держался от всех поодаль, его сторонились, он делал вид, что ему безразлично. Но мне он всегда улыбался, чувствовал уважение и искреннюю симпатию. При встрече бедуин двумя руками крепко сжимал мою ладонь.

      Какое-то время он не появлялся, а время было неспокойное, интифада в самом разгаре. Бедуины, как правило, на самых опасных заданиях.

      Вскоре я узнал, что Салам тяжело ранен – подорвался на самодельной мине. Теперь за ним ухаживают две жены-красавицы (судя по их огромным блестящим глазам), каждой из которых он построил дом или комнату.

      Замкнутое пространство

      Иногда вспоминаю сказочные ночи Самарии. Пейзаж, словно сошедший с самой знаменитой картины Ван-Гога. Ультрамариновое небо закручивается в спираль, пульсирующие звёзды и луна подают знаки, которые мы не в силах понять. А вдали угадываются очертания тревожно замершего посёлка.

      Наши далёкие предки, спасаясь от духоты жаркого лета, поднимались на плоские крыши и смотрели в тёмные бездны бескрайнего неба. Они следили за движениями колесниц звездного воинства, неисчислимыми стадами облаков и высматривали небесного Пастуха, надеясь получить от Него благословение…

      В полночь нас привезли к блокпосту, окружённому забором из колючей проволоки. Внутри возвышалась шестиметровая башня.

      «Идите наверх. Следить внимательно. Ни при каких обстоятельствах не спускаться вниз, не подниматься на крышу. Ребята из ШАБА́Ка сообщили, что появился снайпер и пока его не нашли – надлежит быть крайне осторожными. Обзор неполный, поэтому слепая зона может быть заминирована. Через 5 часов вас сменят. Связь как обычно».

      По внутренней лестнице мы поднялись в небольшую комнату с двумя маленькими оконцами, зарешечёнными металлическими прутьями.

      Мой напарник, с которым я практически не был знаком, беспокойно осмотрел давящую камеру.

      – Ме́ир, – протянул руку солдат. – Офицер полиции, капитан. Живу в Беэ́р-Ше́ве.

      Я назвал своё имя и пожал его холодную ладонь.

      Впереди ещё вся ночь, за разговором время летит быстро. Правда, я умею целыми днями молчать и часами сидеть, неподвижно уставившись в одну точку. Но марокканский еврей Меир совсем другой: беспокойный и вёрткий.

      Он сбивчиво рассказывал о своей жене, о двух маленьких девочках, без которых не может жить, вытащил из кошелька их фотографию, показал.

      Я видел, что с Меиром происходит неладное. Руки его подрагивали, голос дрожал, он судорожно пытался втянуть густой воздух, шлёпал ладонью себя по груди, подходил вплотную к окошку и жадно дышал.

      Вдруг он закричал:

      – Стоять! Что ты тут делаешь?!

      Похоже, у нас гость.

      – Я живу здесь. Возвращаюсь с работы. Жена и дети дома ждут, – на ломаном иврите сказал палестинец.

      – Жди до утра! Блокпост закрыт! – объяснил капитан.

      Палестинец