Витающие в облаках. Кейт Аткинсон

ума смятенье» (очень маловероятная перспектива, на мой взгляд), и задумчиво сказал Чику на своем странном шотландском:

      – Пойдем изопьем расстанную, а?

      Но Чик уже выскочил из машины, перебежал Нижнюю улицу и взлетел по ступенькам к дверям католической церкви.

      – Куда он делся? – пробормотал профессор, вглядываясь в залитое дождем стекло.

      – В церковь. Кажется, он пошел в церковь, – осмелилась предположить я.

      – А я бы его не принял за верующего, – вслух размышлял профессор, – хотя он весьма склонен к философии, а?

      У церкви стоял катафалк. Конечно, они все с виду одинаковые, но мне показалось – тот самый, от «Якорной стоянки».

      – Похоже, он пошел на похороны, – сказала я.

      Через десять минут Терри произнесла:

      – Как ты думаешь, может, с ним что-нибудь случилось? Не то чтобы меня это волновало, но все же.

      – Кто он такой вообще? – спросил Боб; как обычно, его любопытство сработало с большим замедлением.

      – Филер, – со смаком произнес профессор.

      – А?

      – Частный сыщик, – объяснила я.

      – Ух ты.

      Далее вышел несвязный разговор, в ходе которого Боб случайно проболтался, что изучает английский в университете (до определенной степени). Профессор Кузенс очень удивился, так как никогда раньше не встречал Боба.

      – Ну, я вроде как… подпольно учусь, – сказал Боб, но это ничего не прояснило.

      Прошло еще десять минут, и мы с Терри решили пойти посмотреть, куда делся Чик.

      Церковь напоминала ТАРДИС – внутри она была гораздо больше, чем снаружи. Ее наполняли шумы, идущие неизвестно откуда, – отдающиеся эхом шаги и тихий кашель, словно по всему зданию за перегородками и в криптах прятались люди. Гроб виднелся в другом конце прохода размером со взлетную полосу аэропорта. Скорбящих было мало – они стратегически рассредоточились по океану скамей и все повернулись посмотреть на нас, когда мы вошли. Мы сели поближе к выходу, и Терри слегка подтолкнула меня локтем, выражая восторг по поводу того, что мы попали в такое замечательное место.

      Электричества не дали, и церковь освещалась множеством свеч. Покойницу отпевал старый и грузный священник – черная ряса в пятнах обтягивала большой живот, откормленный трудами экономки. Заупокойная служба была сложной, загадочной и имела как-то мало отношения к собственно покойнице, которую, как выяснилось, звали Сенга.

      Я заметила на женской стороне церкви Дженис Рэнд. Она была с подругой из христианского общества – непривлекательной девушкой с зачатками алопеции и в очках с толстой оправой. По виду подруги сразу становилось ясно, что она провела всю юность в молодежном кружке при церкви, играя в настольный теннис и бренча благочестивые песни на акустической гитаре. Дженис держала в руках дамскую сумку, похоже принадлежавшую еще ее матери, с полуоблупившейся наклейкой, изображающей спасательную шлюпку.

      Впереди, ближе к алтарю, сидели кучкой старухи – вероятно, подруги Сенги. Некоторые