Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть шестая. Александр Дюма

глава, душа этого предприятия, мною разоблачен, и я думаю, что поэтому весь план рухнул.

      – Вы разоблачили самозваного принца?

      – Нет, я его не видел.

      – Тогда кого же?

      – Главу всей этой затеи, а не этого несчастного. Он лишь орудие, обреченное на вечное несчастье, я это вижу.

      – Согласен.

      – Виновник всего аббат д’Эрбле, ванский епископ.

      – Ваш друг?

      – Он был моим другом, ваше величество, – ответил благородно Фуке.

      – Мне очень жаль, что это так было, – сказал король менее великодушно.

      – В такой дружбе не было ничего позорящего, ведь я не знал о преступлении.

      – Надо было его предвидеть.

      – Если я виновен, я отдаю себя в руки вашего величества.

      – Ах, господин Фуке, я совсем не об этом, – продолжал король, недовольный тем, что показал свою злобу. – Но я говорю вам, что, несмотря на то, что этот негодяй был в маске, у меня шевельнулось смутное подозрение, что это он. Но с этим главою предприятия был еще один помощник, грозивший мне своей геркулесовой силой. Кто он?

      – Это, должно быть, его друг, барон дю Валлон, бывший мушкетер.

      – Друг д’Артаньяна? Друг графа де Ла Фера? А! – вскрикнул король, произнеся последнее имя. – Обратим внимание на связь заговорщиков с господином де Бражелоном.

      – Ваше величество, не заходите слишком далеко. Граф де Ла Фер – честнейший человек во Франции. Довольствуйтесь теми, кого я вам назвал.

      – Теми, кого вы назвали? Хорошо! Ведь вы выдаете мне виновных, не правда ли?

      – Как ваше величество это понимает?

      – Я понимаю это так, что мы придем с войсками в Во, что мы захватим все это змеиное гнездо и что никто из него не спасется, никто!

      – Ваше величество приказывает убить этих людей?

      – До единого!

      – О, ваше величество!

      – Не поймите меня превратно, господин Фуке, – сказал король. – Теперь уже не те времена, когда убийство было единственным, последним правом короля. Нет, слава богу! У меня есть парламенты, которые судят моим именем, и эшафоты, на которых исполняются мои верховные повеления!

      Фуке побледнел.

      – Осмелюсь заметить вашему величеству, что всякий процесс, связанный с этим делом, есть смертельный удар для достоинства трона. Нельзя, чтобы августейшее имя Анны Австрийской произносилось бы народом с усмешкой.

      – Надо, чтобы совершилось правосудие, сударь.

      – Хорошо, ваше величество. Но королевская кровь не должна проливаться на эшафоте.

      – Королевская кровь! Вы верите в это? – воскликнул с яростью король и топнул ногой. – Рождение близнецов – выдумка. Именно в этом, в этой выдумке, я вижу преступление господина д’Эрбле. Я хочу наказать их за это преступление больше, чем за насилие и оскорбление.

      – Наказать смертью?

      – Да, сударь.

      – Ваше величество, – твердо произнес суперинтендант, гордо подняв до того опущенную голову, – ваше величество велит, если ему будет угодно, отрубить голову французскому принцу Филиппу, своему брату. Это