Кто в тереме живёт, или Хроники мелкого рантье. Сергей Александрович Менжерицкий

Будешь сидеть на своём чемоданчике в Шереметьеве и плакать – ууууу…

      – Не просплю. У меня будильник есть.

      – Будильник? Где?!

      – Да вот, напротив. Говорящий. С прекрасными задумчивыми…

      – Гад!..

      Диван, обои над диваном, искусственная ёлочка на окне, стопка книжек в углу, старый глобус на книжках, вешалка, календарь за вешалкой, овальное зеркало слева – всё вновь неумолимо сдвигается и кружится на невидимой карусели. Быстрее, ещё быстрей. И вновь раскинутые машкины локти – острые, будто крылья. И эта горошинка на губах – сладчайшая. И этот вкус соли на языке, из-за которого – как в море, Шишкин! Со скрипом диванных пружин, похожим на морзянку. С толчком прилива в сердце и гулом крови в ушах. С дыханием – слитным, как ветер. С торопливым набегом волны на волну. С удушливым блаженством, накрывающим с головой. С мгновенным погружением к твоей полураскрывшейся раковине, от сока которой у меня сводит скулы и перехватывает дыхание… Войти в Тебя – и наполниться Тобою. Забыться, спастись. И очнуться лишь от хриплого клёкота чайки, больно царапающей плечо. Твоими пальцами, Шишкин! Всегда такими требовательными, безотказными. С чернильными пятнышками на ногтях. С неистребимым кофейным…

      "…тук-тук, тук-тук-тук. Это машкино сердце бьётся – торопливо, по-птичьи. Тук-тук, тук-тук-тук. Но вот уже реже и глуше, а вот и совсем успокоилось. Спи, мой глазастик беспокойный. Спи, моя жемчужинка рода человеческого… А я чуть-чуть погожу, ладно? Буду просто лежать в темноте, буду вглядываться в тебя и дышать тобою. А ещё, Шишкин, я буду плакать. Да-да, Шишкин, не удивляйся! Я ведь в последние месяцы так часто делаю: дожидаюсь, когда ты уснёшь, а потом плачу потихоньку. И страшно боюсь, что ты это заметишь. Потому что настоящий мужчина – он ведь другой, правда? Он – твёрдый, он – решительный, он не имеет права быть слезливым. И тут я с тобой полностью согласен, Шишкин! На тысячу процентов! И ты увидишь – пройдёт совсем немного времени и я стану именно таким, каким ты хочешь. Твёрдым, мудрым и решительным.

      Но пока, Шишкин, я страшно далёк от идеала! Я смотрю на тебя, я дышу тобою – а по моим щекам катятся вот эти дурацкие слёзы. Дурацкие, конечно же дурацкие! Потому что причина этих слёз – совершенно дурацкая. Мне стыдно признаться, Шишкин, но я плачу от ужаса. Я постоянно задаю себе один и тот же вопрос: а что было бы, если б в прошлом июне я решил прогуляться к Садовому другой дорогой? И не забрёл бы в Неопалимовские переулки? И не повстречал бы там – Тебя? Что тогда? Ведь это был бы истинный ужас, правда?! Когда человек вдруг разминулся бы с собственным счастьем. И вот от этого ужаса, который не случился, я теперь плачу. Ты можешь себе представить идиота, Шишкин, который бы так паниковал задним числом?!

      А насчёт квартиры ты не беспокойся пожалуйста! Вот увидишь: я, когда из Мексики вернусь, сразу дам объявление в бюллетень. У меня и текст заготовлен, честное слово! Я его наизусть вызубрил, словно клятву пионера Советского Союза. Слушай: "Имеется: трёхкомнатная квартира в сталинском доме рядом с метро "Новокузнецкая". Общая площадь – 100,5 кв. метров, жилая (по комнатам) – 22+20+18. Кухня – 12. Холл – 14. Потолки – 3,5. Лоджия на две комнаты.