Кто в тереме живёт, или Хроники мелкого рантье. Сергей Александрович Менжерицкий

и проще, и сложнее одновременно. В большевистской верхушке он поначалу обретался на третьих ролях, поскольку все первые роли были отданы личностям куда более ярким, чем бывший тифлисский семинарист Джугашвили. Максимум, чего он смог добиться к окончанию гражданской войны – так это должности генсека, считавшейся среди тогдашних членов ЦК чисто технической. Ведь им, пламенным трибунам классовых битв, всегда казалось, что командные высоты в партии завоёвываются не аппаратным усердием, а исключительно в публичных сшибках и искромётных дискуссиях, а залогом победы являются лишь неотразимая логика и отточенность мысли. И, пока они яростно дискутировали, обсуждая стратегию и тактику грядущей мировой революции, Иосиф Виссарионович осваивал тонкости оргпартработы – чрезвычайно скучные и рутинные. И в какой-то момент вдруг обнаружил, что эти скука и рутина дают ему в руки такие козыри, какие его соперникам и не снились. Как бы вам это наглядней проиллюстрировать… Вы будни нашего типичного советского НИИ представляете?

      – Вполне.

      – Так вот: есть директор и есть замы. Есть старшие научные сотрудники и младшие научные сотрудники. Есть плотники, электрики и прочий техперсонал. И есть – отдельной красной строкой! – секретарь директора. Некая дама с железной задницей, которая с утра до вечера, как Цербер, безотлучно бдит в директорской приёмной. Вопрос: как вы считаете, почему любой сотрудник НИИ, включая даже самых ершистых и независимых, всегда старается ей улыбнуться, понравиться и обязательно вручить при случае какой-нибудь ценный сувенирчик?

      – Вопрос риторический.

      – Конечно. Так как даже дураку ясно, сколько реального влияния и могущества сконцентрировано в этой железной заднице – при всей её формальной ничтожности и смехотворном окладе в сто тридцать рэ…

      Проще говоря, если Ленин и Троцкий были мозгом и сердцем партии, а, к примеру, Дзержинский – её всесокрушающим кулаком, то Иосиф Виссарионович уже к середине двадцатых превратился в её поистине стальную бюрократическую задницу, целиком подмявшую под себя весь центральный аппарат. В силу должностной специфики он знал о своих соратниках по Политбюро буквально всё: чем дышат, о чём говорят, чем заняты и даже чем планируют заняться в ближайшее время. Любые оргвопросы, включая самые мелкие и бытовые, контролировались Сталиным и оборачивались в его руках золотниками бесценной информации. И к моменту смерти Ленина, когда борьба за лидерство в партии перешла в открытую фазу, Сталин вышел из тени и реализовал свою информацию – по максимуму. Лучше других понимая объективный расклад сил и амбиций, он сначала вступал в коллективный сговор со слабейшими против сильнейшего, а затем, убрав его с дороги, как, к примеру, того же Троцкого, мгновенно сколачивал новые альянсы – уже против наиболее весомых фигур из числа недавних союзников. И так до тех пор, пока вся ленинская гвардия плавно не перекочевала в разряд политических мертвецов, физическое устранение которых было лишь делом времени… "

      Машка морщится.

      – Какой дядька нудный. Давай переключим?

      – Погоди.