Кто в тереме живёт, или Хроники мелкого рантье. Сергей Александрович Менжерицкий

Факты, конечно, вещь упрямая. Но лично для меня они, скорее, служат примером совершенно обратного свойства. А именно – феноменальной сталинской последовательности…

      – То есть?

      – Я же сказал: Иосифа Виссарионовича абсолютно не волновали материи, напрямую не связанные с расширением личной власти. Вот в этом и заключался его единственный жизненный принцип – простой и грубый до примитивности. Все остальное: заявления, призывы, клятвы и прочий сопутствующий антураж служили ему лишь для решения текущих тактических задач и отбрасывались сразу же, как только очередная властная высота оказывалась достигнута…

      – Страдания и гибель миллионов людей, простите, тоже были – сопутствующий антураж?

      – Для него – безусловно…"

      Машка извлекает из крыловского рюкзака пакет с картошкой и чуть-чуть отгибает края. Наклоняется, втягивая воздух ноздрями.

      – Как землёй пахнет!

      " – …разумеется, патология. Разумеется! Ведь эта всепожирающая жажда власти являлась оборотной стороной чудовищной закомплексованности и неуверенности в себе. Сталин, если касаться его психического склада, всегда боялся реальности и ненавидел её. Реальность воспринималась им как стихия предельно чуждая и враждебная, как главный источник всех его прошлых обид и унижений, а так же как постоянная угроза самому его существованию – настоящему и будущему. Сохранились свидетельства людей, знавших Сталина ещё в юношеские годы, и большинство из них уже тогда отмечали в нём обострённое чувство опасности и крайнюю мнительность, легко перераставшую в агрессию. Тут, видимо, в значительной степени сказалось роковое влияние отца – Виссариона Джугашвили, который, как известно, бил сына смертным боем. Добавьте к этому острое переживание своего плебейского происхождения и физических недостатков – и портрет одинокого волчонка, уверенного, что против него ополчился весь мир, будет готов…

      – Но ведь не из каждого обделённого мальчишки затем вырастает палач миллионов…

      – Конечно. Но важен первый импульс, базовая модель поведения, которая, как известно, закладывается именно в детстве. Полное нечувствие к чужим страданиям и обострённое переживание своих. Подсознательная установка на поиск максимальной защиты. А такую защиту, с точки зрения человека, живущего в России, обеспечивала лишь причастность к власти, к её чиновничье-бюрократическому сословию…

      – Вы себе противоречите.

      – В чём же?

      – В том хотя бы, что, следуя этой логике, он никогда бы не пошёл в революционеры, а попытался продвинутся на каком-нибудь легальном поприще…

      – Так он и пытался! Духовное училище закончил, в семинарии поучился. Только очень скоро понял, что с его происхождением дорога в чиновничий рай ему перекрыта в принципе, а удовольствоваться местом батюшки в каком-нибудь захолустном приходе не позволяло самолюбие. А тут как раз товарищи-марксисты подоспели, объяснившие, почему мир так отвратительно устроен. Но, разумеется, всерьёз он примкнул к революционному подполью лишь под влиянием