Зяблики в латах. Георгий Венус

поднятая за нами четырехдюймовка чертила над горизонтом какие-то широкие круги и полукруги. И вдруг:

      – Стой!.. Эй, стой!..

      – Стой!..

      За криком – вверх – взвился ветер и сразу же сорвался, сбитый внезапным выстрелом в небо.

      Черная волна над насыпью рванулась кверху, вздулась и вдруг остановилась, гулко ударившись о броню.

      Подпоручик Морозов соскочил с площадки и по шпалам побежал в темноту. За ним побежал Нартов.

      – Упал? Кто? Кто упал?..

      Но никто ничего ответить не мог.

      Было лишь слышно, как на площадке перед нами стонали раненые и как дышал в темноте тяжелый и усталый паровоз.

      Наконец Морозов и Нартов вернулись.

      – Упал Руденко… Насмерть!..

      …И опять побежала вдоль насыпи крутая, черная волна.

* * *

      На станции нас встретил поручик Ауэ.

      – В чем же дело, черт вас дери? Подпоручик Морозов!.. Подпоручик Морозов, в чем дело?..

      – Прикажите разгрузить… – указал на переднюю площадку подпоручик Морозов.

      Когда раненых разгрузили, четверо из них мутными уже глазами смотрели в темноту.

      Бои в кольце

      В деревне Гусяты, где был расквартирован наш батальон, было уже совсем темно.

      – Не стоит раздеваться, поручик, – сказал мне подпоручик Петин, командир пулеметного взвода нашей роты. – Ложитесь так. Сейчас набегут красные. Они всегда теперь ночью…

      Седоусый хохол-хозяин снимал на лавке валенки. Я сел рядом с ним и стал натягивать снятые было сапоги.

      – Хорошо дома-то сидеть, а? – спросил хохла подпоручик Петин. – Спать ляжешь… А нам каково?

      – Сыдилы б дома, панычу. Никто б ни ниволил.

      За стеной мычала корова.

      Ночью мы вскочили.

      За деревней металась быстрая ружейная пальба. Точно ударяясь друг о друга, над крышей разрывались гулкие снаряды.

      – Строиться!

      Мы бросились к дверям, хватая спросонья чужие винтовки.

      А седоусый хохол сидел на лавке и, глядя на нас, почесывал поясницу.

* * *

      …Ночной ветер путался в голых ветвях.

      Прикрывающая отступление 5-я рота медленно обходила деревню. Наша, 6-я, вышла на ее юго-западную окраину и стояла под стеной какого-то пустого строения, с содранной крышей. 7-я и 8-я были уже далеко за деревней.

      Мимо нас проходили последние силуэты отставших от рот солдат.

      Вот, подпрыгивая и качаясь на снежных крутых ухабах, прогремела походная кухня, и вновь вдоль опустевшей дороги побежал лишь низкий одинокий ветер, точно испуганный приближением боя.

      Прошло еще полчаса.

      – Кого мы ждем, поручик?

      – Красных. Если удастся, мы ударим в тыл. А вы, – ротный обернулся к подпоручику Петину, – вы подогрейте с фланга… Эй, не курить!

      На дорогу, кивая передками саней, выехал небольшой обоз. Чья-то рука, поднятая с последних саней, качаясь в воздухе, то сжимала, то разжимала пальцы.

      На фоне темного неба эти черные пальцы казались большими и бесформенными. Две сестры в желтых овчинных полушубках и в папахах поверх косынок бежали, спотыкаясь,