Азиатская одиссея. Дмитрий Алешин

были религиозны. Мой дед по материнской линии на семьдесят шестом году жизни ушел в монастырь. Там он надеялся прожить в мире и спокойствии остаток своих дней: к несчастью, он прожил слишком долго и не избежал ужасов революции. Мой отец также занимал почетную должность церковного старосты при одном из храмов. Однако он уже относился скептически не только к обрядам, но и к толкованиям Священного Писания.

      Старик же стал для меня настоящим открытием. Тихо, неторопливо говорил он о самых разных вещах. История, география, литература – всё для него сплеталось в единую, наполненную смыслом картину, созданную его верой. Он смотрел на мир христианским взглядом, осмысляя через христианство всё, что происходило в его собственной жизни и в мире в целом. В его словах любые события становились понятными, и на самые глубокие вопросы находились простые, естественные ответы.

      Однажды вечером мы тихо сидели за столом. Одна тема была исчерпана, другая еще не начата. Снаружи завывала буря, как будто крича в бессильной ярости от того, что не могла сокрушить утлую хижину, спрятанную в ущелье меж двух холмов.

      – Дмитрий, – начал старик, я скоро умру, и мне неспокойно. Может, ты согласишься мне помочь? Я уже подготовил себе могилу рядом с женой в саду. Теперь мне нужен гроб. Ты, наверное, заметил большие дубовые бревна во дворе. Из них я хочу нарезать доски для добротного, тяжелого ящика. Но мне понадобится молодой сильный помощник… завтра.

      Конечно, я не мог ему отказать, хотя ничто не было так чуждо моим желаниям, как работа над гробом, предвещающим его скорую смерть.

      Работа заняла у нас три дня. Старик радовался как ребенок и благодарил меня снова и снова. В знак дружбы он повесил мне на шею красивый фарфоровый образок Богородицы.

      Прошла еще неделя, и с сожалением я решил покинуть моего доброго друга. Он дал мне адрес своего внука, который недавно вернулся в Читу с фронта в Европе, и, пока я удалялся, провожал меня взглядом, стоя в воротах. Я помахал ему рукой в последний раз перед тем как спуститься в другую долину, проехал еще сотню метров, затем повернул обратно и вернулся на вершину холма. Он все еще стоял там: одинокая фигура древнего старика, который стал мне так дорог.

      – Прощай! – прокричал я и поскакал прочь.

2

      Двенадцать верст до Читы показались сущим пустяком в сравнении с тем, что мне пришлось испытать ранее; но теперь я стал задумываться о том, что готовит мне будущее.

      Я вспоминал, как Керенский, новый лидер революционной России, разошелся с сильнейшим из своих союзников, казачьим генералом Корниловым. Ситуация была тревожной с точки зрения персональных амбиций главы правительства, и он бросился на поиски генерала, который не был бы знаком с особенностями его колеблющейся натуры. Он понял, что больше не может полагаться на военных вождей в европейской части России; но в далекой Сибири был один человек, беспринципный, но с идеями и четким представлением, как их реализовать. Это был генерал Семенов, бывший командир 5-го корпуса[1] и атаман

1

Командиром 5-го Приамурского корпуса Семенов был назначен приказом по Сибирской армии от 10 сентября 1918 года, много позже падения правительства Керенского.