Азиатская одиссея. Дмитрий Алешин

остаток дня и всю ночь и наутро проснулся новым человеком. Поначалу я не мог понять, где нахожусь. В доме было очень чисто и тихо, и лишь откуда-то доносилось было довольное мурлыканье кошек. Приподнявшись на локте, я осмотрелся вокруг.

      Длинные золотые полосы солнечных лучей на полу говорили о том, что сейчас еще раннее утро. На столе уже стоял аппетитный с виду завтрак. Теплая комната была наполнена тем особенным блеском, какой возникает только от отраженного снегом солнечного света.

      Погруженный в этот поток света, я различил белую фигуру старика: стоя на коленях перед иконами, он тихо совершал утреннюю молитву. Белая рубаха покрывала его старческое тело. Волосы и длинная борода были такими же непорочно белыми, как снег за окном.

      Я тихо наблюдал, как старик снова и снова бьёт земные поклоны. Он не был простым крестьянином или охотником. Скорее, он был похож на святого отшельника, покинувшего мир ради спасения души.

      Наконец старик закончил молиться и задул все свечки, оставив лишь одну у большой иконы Христа, древней, с выцветшими и потемневшими красками. Затем он, бормоча что-то себе в бороду, налил молока кошкам: те, громко мяукая, окружили его плотным кольцом и терлись спинами о его ноги.

      – Сейчас… вот вам молока… ешьте с миром.

      – Отец, – позвал я, – можно и мне тоже?

      – Доброе утро, сынок. Садись за стол. Всё готово.

      Лицо моего хозяина излучало доброту. Я сполз с печки и стал одеваться.

      – Не в это, – остановил меня старик. – Вот, надень мои старые штаны. Потом выстираем всё, и ты наденешь свою одежду.

      Какое же это было наслаждение – брызгать холодной водой себе в лицо и чувствовать, как она стекает по шее и ушам! В горах я умывался снегом, затем сушился у костра, но это не шло ни в какое сравнение с полным тазом воды в теплой комнате и полотенцем. Покончив с умыванием, мы сели за стол и позавтракали чаем и хлебом с маслом. Старик ни о чем не спрашивал, но смотрел на меня задумчиво и доброжелательно. Мало по малу я поведал ему свою историю.

      – Женщина… женщина… у истока всех бед всегда стоит женщина, – сказал мой хозяин; пока я рассказывал, он, как видно, думал о чем-то своем. Испокон веку так было. Все они, как их праматерь Ева, в конце концов толкают нас к погибели. Я тоже здесь оказался из-за женщины.

      Старик покачал головой и вздохнул, погрузившись глубоко в свои мысли. После паузы он продолжил:

      – Моя фамилия Рубин… Её звали Настя… Настя… Я до сих пор люблю её, хотя прожил уже девяносто шесть лет. Она покинула меня два года назад – лежит там, в саду. Она была рождена, чтобы стать царицей, и не желала знать недостатка ни в чём. Я взял ее в жены, когда был купцом в Саратове, и по Волге плавали десятки моих судов. Я ни в чем не нуждался и был счастлив… А затем появилась Настя. Она хотела жить по-царски, так что через несколько лет я оказался на грани разорения. Господи прости! – я стал подделывать векселя, меня поймали и сослали на двадцать лет в Сибирь, на каторгу. Настя отправилась за мной по своей воле. Поселилась в