Под ласковым солнцем. Империя камня и веры. Степан Витальевич Кирнос

терзая его душу. Тогда небо заслонили мрачные тучи, не пролившие не единой небесной слезы. В это время в этом регионе происходили чистки по политическим мотивам. После падения Альпийско–Северо–Итальянской Республики в этом регионе обстановка была нестабильна и постепенно накалялась. Накануне проводился митинг в поддержку движения «Миланский дух», который требовал от Канцлера более независимого положения для города. И его родители были участниками этого движения. Они шли к площади, на которой была ставка канцлера, но на улицах было выставлено заграждение их солдат. Члены движения шли с флагами и транспарантами, чьи лозунги могли показаться опасными для фанатичного последователя Культа Государства. Но, ни смотря, ни на что это была мирная демонстрация, которая требовала лишь толику свободы. А на их пути встали автоматчики. Люди в грубой военной форме, тяжёлыми берцами, бронежилетами и укреплёнными шлемами с автоматами АК–147 против мирных демонстрантов. Сквозь стройные ряды бойцов прошёл Канцлер. Его чёрное пальто касалось брусчатки, полуседые и чёрные волосы ложились на плечи, его обветренное и морщинистое лицо было гордо поднято, а голубые глаза с презрением взирали на толпу. Перед ним были люди без оружия, требующие мирной жизни, на их невинных лицах читалось доверие и ожидание. Люди чаяли надежду, что новый правитель пойдёт им навстречу. Но у него были совершенно другие планы. Этот человек яро ненавидел, тех, кто думает не так как он, ибо как сам говорил: «Я суть истины. Я не могу ошибаться, а значит, те, кто думают иначе, совершают непростительную ошибку».

      Канцлер вздел руку, его ладонь была обтянута кожаной перчаткой. Он махнул рукой в сторону толпы с сухим криком «Огонь». И жуткий звон автоматных очередей, и крики разорвали недолгое и хрупкое спокойствие. Крики толпы заглушили автоматные очереди. Флаги свободы быстро упали на землю, вместе с наивными надеждами.

      Очереди скосили первые ряды демонстрантов. На их лицах вечно остались непонимание и ужас. По брусчатке быстро потекли реки крови. Толпа не могла быстро развернуться, но им дали фору – послышались звуки отстегивающихся рожков. Все быстро побежали обратно. Звон затворов и новая очередь. И ещё одни ряды убегающих людей были скошены.

      Родителям Габриеля неимоверно повезло, они были в последних рядах и не попали под пламенное канцлерское правосудие.

      Потом по всему городу начали искать участников кровавого митинга. Родителей мальчика нашли буквально на следующий день. Сначала в дверь просто стучали. Отец пытался найти какое либо оружие, но нашёл всего лишь биту, и даже с этим убогим оружием он решил защищать свою семью. Поняв, что бойцам никто не откроет, они просто дверь выбили, щепки от которой разлетелись по всему коридору. В квартиру вломились трое солдат. Отец кинулся на них с битой, но солдат быстро среагировал, вытащил пистолет и прострелил ему ногу и запястье, и при этом фанатично крикнул – «За рейх и канцлера!». Двое других принялись разлучать мать и сына. Он навсегда запомнил её заплаканное лицо и тянущиеся к нему руки. Это были последние моменты, врезавшиеся в память на всю