Люди в погонах. Анатолий Рыбин

бы проще, спокойнее. «Теперь в одном письме не объяснишь всего, – упрекнул он себя. – Да еще неизвестно, как отнесется к этому Анастасия Харитоновна».

      Ему припомнился вдруг отъезд на Дальний Восток. Наташа перепугалась вначале, узнав эту новость, но вскоре успокоилась. В ней даже проснулось какое-то романтическое настроение. Ее влекла таинственность далекого путешествия. Но что делала Анастасия Харитоновна! Два дня она падала в обмороки и повторяла: «Чтобы я свою дочь, своего единственного ребенка из Москвы на край света да еще с маленьким ребенком? Не-е-ет, этого не будет».

      Наташа перед отъездом всю ночь проплакала на диване, убеждая мать, что через несколько лет вернется опять в Москву, что всем офицерам, побывавшим в отдаленных местах, разрешают служить там, где они пожелают. Говорил об этом и Сергей. Но Анастасия Харитоновна и слушать не хотела. Она сказала Наташе твердо и решительно: «Если уедешь, ты мне больше не дочь». Слово свое держала долго. На письма дочери не отвечала. Высланные дважды деньги возвратила со злой припиской: «Не нуждаюсь». Лишь спустя полгода Анастасия Харитоновна немного смягчилась. А когда родилась Людочка и родители выслали в Москву ее фотокарточку, тут уж Анастасия Харитоновна совсем подобрела.

      «А что скажет она теперь, когда узнает о новом моем назначении? – подумал Мельников. – Обман. Оскорбление материнского чувства. Да, так и скажет. А может, и нет?»

      Поезд мчался вперед. Похрустывали суставы рельсов. Свистел ветер в решетке вентилятора. Убегали назад леса, горы, мелькали поселки, станции.

2

      Шофер Джабаев, посланный в штаб дивизии за новым комбатом, оказался человеком неразговорчивым. Сдержанно ответив на несколько вопросов подполковника, он умолк и сидел за рулем сосредоточенный, даже немного настороженный. Не старый, но уже повидавший виды газик бежал по размытой дождями дороге рывками: то быстро набирал скорость, то так же быстро гасил ее, когда попадал в заполненные водой ложбины. Степь была серой, неприветливой.

      Всматриваясь в даль, Мельников часто переводил взгляд на крупное скуластое лицо шофера. Ему хотелось заставить его разговориться, чтобы не ехать молча. И он опять принялся задавать ему один вопрос за другим:

      – Ну, как дела, Джабаев?.. Просторы здешние по душе или нет?.. Чего молчите?..

      Солдат наконец улыбнулся, негромко ответил:

      – Хороший простор. Вперед прямой, назад прямой. Никакой задержки.

      – Да, – согласился Мельников. – Зато зимой, наверно, пробирает насквозь?

      – Немного так, немного нет.

      – Чего там «нет». Померзнуть приходится, особенно шоферам.

      Джабаев усмехнулся:

      – Зачем мерзнуть, не надо мерзнуть, товарищ подполковник. Шуба горячая, как печка.

      Джабаев напомнил Мельникову далекого эвенка, приезжавшего когда-то на собаках за Наташей, чтобы увезти ее к больному ребенку. У шофера оказалась такая же плотная коренастая фигура, те же неторопливые сильные движения. «Надень сейчас