Господин Великий Новгород. Державный Плотник (сборник). Даниил Лукич Мордовцев

чур меня! – невольно пробормотал прохожий, крестясь испуганно и прислушиваясь.

      Таинственное пение смолкло.

      – Ноли старая чадь так поет – кудесница? С нами крест святой…

      Но в эту минуту невдалеке послышался другой голос, скрипучий, старческий:

      – Ну-ну – гуляй, гуляй… А заутра я тебя съим, – бормотал где-то скрипучий голос.

      Волосы, казалось, стали живыми и задвигались под шапкою прохожего…

      Бомм!.. Раздался вдруг в городе первый удар вечевого колокола. Голос его, словно живое что-то, прокатился по воздуху и ему – как бы что-то живое – отвечало глухим откликом в пещерах…

      – Го-го-го! Заговорил Господин Великий Новгород! – опять послышался тот же старческий голос. – А коли-то смолкнет…

      Точно в бреду каком прохожий двинулся вперед к каменному выступу и опять остановился. Внизу, на Волхове, у треугольной проруби, середина которой была покрыта соломой, на льду, боком, опираясь на клюку, стояла старуха и глядела в прорубь…

      – Кричи, кричи, матка, созывай пчелок… А кому-то медок достанется?

      Старуха потыкала клюкой в прорубь, погрозила кому-то этой клюкой в воду…

      – Гуляй, гуляй, молодец, покуль я тебя не съела, а мальцов ни-ни! Не трогай…

      Старуха оглянулась и с изумлением уставилась своими глубоко запавшими глазами в неподвижно стоявшего на берегу прохожего. Голова ее, покрытая чем-то вроде ушастого малахая, тряслась. Одежда ее, вся в разноцветных заплатах, напоминала одеяние скомороха.

      Прохожий снял шапку и показал свою большую, обильную рыжими волосами голову.

      – Фу-фу-фу-фу! Русским духом запахло! – тем же скрипучим голосом проговорила старуха. – Опять рыжий… рудой волк…

      «Рудой волк», надев шапку, хотел было спуститься с берега.

      – Стой, молодец! – остановила его старуха. – Дела пытаешь ци от дела лытаешь?

      – Дела пытаю, бабушка, – отвечал рыжий. – К твоей милости пришел.

      – Добро! Пойдем в мою могилку…

      По узенькой тропинке старуха поднялась на берег и, поравнявшись с пришельцем, пытливо глянула ему в очи своими сверкавшими из глубоких впадин черными, сухими глазами. Острый подбородок ее шевелился сам собою, как будто бы он не принадлежал ее серьезному, сжавшемуся в бесчисленные складки лицу.

      – Иди за мной, да не оглядывайся, – сказала она и повела его к ближайшей пещере, вход в которую чернелся между двух огромных камней.

      Пришлец последовал за нею. Согнувшись, он вошел в темное отверстие и остановился. Старуха три раза стукнула обо что-то деревянное клюкой. Словно бы за стеной послышалось мяуканье кошки… Пришлец дрогнул и задержал дыхание, как бы боясь стука собственного сердца…

      Старуха пошуршала обо что-то в темноте:

      – Отворись-раскройся, моя могилка.

      Что-то скрипнуло, будто дверь… Но ничего не было видно. Вдруг пришлец ощутил прикосновение к своей руке чего-то холодного и попятился было назад.

      – Не бойся, иди… – Старуха потянула его за руку.

      Ощупывая