Солнце и кровь. Сборник рассказов. Влада Медведникова

ей чудилась кровь. Румянец на щеках сестры, едва заметные жилки на запястьях и шее матери, свежий порез на руке отца… Кровь мерещилась ей в разбавленном вине и в красной чечевице. Она не могла есть. Вся пища казалась нечистой.

      Но это я нечистая. Шай зажмурилась, боясь расплакаться. Нечистая, нечистая, и если кто-нибудь узнает об этом…

      – Шай! – Шепот сестры, еле слышный, но настойчивый. Они спали рядом, в дальнем конце дома. – Шай, я знаю, ты не спишь.

      – Что тебе? – Шай приподнялась на локте, чтобы взглянуть на сестру и замерла.

      Ночь словно расступилась. По-прежнему было темно, но теперь темнота ничего не скрывала – Шай видела узор на покрывале, одежду, брошенную на крышку сундука, корзину неподалеку… Она видела сестру. Ее глаза блестели в темноте, а под кожей вспыхивали и гасли искры – словно отблеск огненного потока.

      Кровь.

      Во рту внезапно пересохло, и где-то внутри зазвенела боль.

      – Что тебе, Дана? – прошептала Шай и не узнала собственного голоса.

      – Ты из-за него не спишь? – Сестра перевернулась на бок, откинув покрывало. – Из-за Хадара?

      Из-за Хадара? Шай прижалась к стене и отвернулась. За целый день я ни разу…

      Как такое могло случиться, что сегодня она ни разу и не вспомнила о Хадаре? О Хадаре, подарившем ей серьги, которые она не смела носить и прятала в плетеной шкатулке. О Хадаре, игравшем ей на свирели. О Хадаре, из-за которого она плакала прошлой ночью…

      – Все уже решено, – тихо ответила Шай. – Что толку не спать из-за него?

      Если бы сестра спросила об этом вчера, то услышала бы в ответ те же слова. Но вчера Шай глотала бы слезы, а сегодня ее глаза были сухими. Она попыталась думать о Хадаре, но это было трудно – он словно стал частью полузабытого сна.

      Хадар сватался к ней, но отец обещал ее другому и был непреклонен. Еще вчера ее сердце разрывалась, и она была готова молиться любым богам…

      Не думай об этом, пожалуйста, не думай.

      …а теперь в груди поселилась другая боль, и слезы и молитвы больше не могли помочь.

      – Не плачь, Шай, – вновь зашептала сестра. – Хадар тебя любит. Он тебя украдет, ты убежишь с ним, а потом отец вас простит и…

      – Не говори глупостей, – ответила Шай и вновь легла и накрылась с головой одеялом.

      Дыхание сестры вскоре стало размеренным и ровным, но Шай не могла заснуть.

      Я теперь нечистая. Было холодно, словно внезапно наступила зима. Шай вновь и вновь облизывала пересохшие губы. Если бы смогла очиститься, тогда я снова смогла бы любить… Ей хотелось плакать, но слез не было. Хотелось к огню, но кто разожжет очаг летней ночью?

      – Шай.

      Она резко села.

      – Я жду тебя, Шай. Иди ко мне.

      Голос был тихим, но ясным – и все же Дана даже не шевельнулась, и родители все также спали у дальней стены.

      – Иди ко мне, Шай.

      Шай прижала руки к груди, словно от этого голос мог умолкнуть. Но она уже знала, что в этом нет смысла, – лишь она одна слышала этот зов, как лишь избранные слышат голос