Солнце и кровь. Сборник рассказов. Влада Медведникова

мгновенно, словно шагнул из тени на свет. Плаща не было на нем, и темные волосы разметались по светлой одежде. Шай не видела его лица, – он смотрел на Алона.

      Алон встретился взглядом с Лабарту и замер, словно изваяние. Шай подошла, но он не шелохнулся. Даже веки застыли, и глаза смотрели в никуда. Но сердце его билось, Шай слышала каждый удар.

      Лабарту обернулся.

      – Это святой человек? – спросил он.

      – Да, – отозвалась Шай, уже не зная во сне она или наяву.

      – Жди и смотри, – велел Лабарту.

      Он повернулся к неподвижному Алону и рванул ворот его плаща. Затрещала ткань, в пыль упала медная застежка. Лабарту улыбнулся, взглянув на Шай, и впился в горло священника.

      Шай хотела закричать, но не могла. Кровь вырвалась из тела Алона, и в воздухе пылал ее запах, пронзительный и свежий. Лабарту пил кровь человека, а у того в глазах не отражалось ни радости, ни боли.

      Несколько бесконечных мгновений, а потом Лабарту выпрямился и вытер рот ладонью.

      – Это святой человек, и кровь его святая, – сказал он. – Пей.

      Она помнила, что должна ослушаться, но не могла. Кровь звала, и Шай приникла губами к ране.

      Первый глоток был обжигающим и страшным, а потом кровь потекла в нее, словно свет. Этот свет заглушил и уничтожил боль, рассеял тьму и смыл все нечистое. Тело стало легким, а мысли – ясными, и Шай поняла, что никогда прежде не была по-настоящему чистой и никогда прежде не была по-настоящему живой. Сила переполняла ее, и Шай выпрямилась и открыла глаза.

      Алон рухнул на землю у ее ног, и сердце его больше не билось.

      Шай стояла в лучах рассвета, и губы ее были красны от крови. Нужно было уходить, но Лабарту не торопил ее. Восторг от первой крови все еще владел ее сердцем, он видел это, чувствовал вместе с ней.

      Они успеют уйти, и никто не заметит их. А про этого человека скажут, что дикие звери растерзали его или ночные демоны, пьющие кровь.

      – Я раньше не жила, – сказала Шай и повернулась к Лабарту. – Кто я теперь?

      – Экимму, – отозвался тот и взял ее за руку

      Они стояли на перекрестке. Вся эта земля принадлежала им, земля, полная солнца и крови. Так какую же выбрать дорогу?

      – Я слышал, что Хеврон – богатый город, – сказал Лабарту. – Мы пойдем туда.

      Солнце звало в путь, и к полудню они были уже далеко.

      ХИЩНИКИ

      Хотел бы я знать, для кого пишу эти строки. Для себя, для своих обращенных, для друзей? Не для людей, это точно. Но рука сама тянется к перу и бумаге, и не все ли равно почему?

      Я снова здесь, на берегу великой реки. Но где белые стены и корабли со всех концов земли? Все это осталось в прошлом, в глубине времен. Жаркий ветер пустыни, грязные улицы, запустение и нищета – вот какова теперь Александрия.

      Здесь я впервые обрел собственные владения, охотничьи угодья. Теперь это принято называть "территорией". Раньше говорили "земля" или "город". Но смысл не изменился.

      В ту пору я лишь недавно стал сам себе хозяином и пытался в одиночку выжить в городе, раздираемом враждой.