Снег, газ и стальные трубы. Анатолий Марченко-Калашников

я пишу?

      – Какое мое дело?! Ты, наверное, докладную в Ленинград пишешь! Пишешь, что это старший инженер Петров по ошибке включил маслонасос на третьем агрегате и облил маслом министерскую комиссию. Заложить хочешь?! Только попробуй, я сразу же напишу, что ты, как руководитель бригады, заставил меня включать насос на не принятом в наладку оборудовании.

      – Леша, ты дурак от рождения или временно обалдел? – спросил Костя.

      – Что?! – взревел Леша и грудью пошел на Костю.

      Костя тоже выпятил грудь и двинулся вперед. На звуки скандала из соседней комнаты прибежали остальные наладчики и долго разнимали вошедших в раж петухов. Было сказано много разных слов, девяносто девять процентов из которых приводить нельзя по причине их слишком уж большой весомости, а оставшийся один процент приводить просто бессмысленно, он все равно ничего не объяснит. В конце концов Леша сказал: «Пиши что хочешь, но чтобы моей фамилии там не было». На что Костя потряс над головой блокнотом и заявил: «Тебе слишком много нужно сделать, чтобы сюда попасть». На том и порешили.

      Леша вспомнил, что уже половина первого ночи, и отправился спать, а Костя, не успев как следует остыть от скандала, сгоряча дописал к последней строчке: «…его крепкие, сильные мускулы», после чего задумался. Рассказ не шел. Костя нервно походил по кухне и тупо посмотрел на написанное, плохо понимая смысл строк. Какая уж тут, к черту, лирика после всех этих передряг? Тут впору эпосом заняться или эпистолярным жанром и в самом деле докладную написать.

      Костя огромным усилием воли взял себя в руки и вновь сосредоточился. Смысл написанного стал доходить до него, и уже повеяло лирикой, как дверь на кухню открылась, и на пороге показался Женька Коваленко. Он несколько секунд молча смотрел на Костю, потом со знанием дела спросил:

      – Повесть или рассказ?

      – Рассказ, – сознался Костя.

      – И хорошо платят?

      – Разве в этом дело?

      – А в чем же?

      – Ты спроси у любого литератора, и он тебе ответит, что деньги не самое главное. Главное – выразить себя: свои мысли, свои чувства, свою точку зрения.

      – Это уж как сказать, – не согласился Женька. – Если бы деньги ничего не значили, ты бы, наверное, сидел в Ленинграде, а не болтался по северу, по компрессорным станциям. Здесь коэффициент к зарплате один и семь, вот ты здесь и сидишь. Добровольно, да еще и без денег, на этот курорт никто не поедет. И покажи мне, где ты видел литератора, для которого деньги не самое главное? Нет таких.

      – Да хотя бы у нас в литературном объединении, – не сдался Костя. – Там все такие.

      – Интересно, – саркастически фыркнул Женька. – Чему вас там учат, как правильно жить?

      – Там не учат, как жить правильно, – начал свирепеть Костя от всех этих пустопорожних разговоров. – Там тебе популярно объяснят, что живешь ты неправильно и пишешь тоже неправильно. А как нужно делать правильно, тебя учить никто не станет.

      – Да? Интересно, а какое такое самовыражение? Что ты можешь такого выразить, чтобы я этого