Последние римляне. Теодор Еске-Хоинский

прочувствованной убежденности.

      Сенатор внимательно слушал. Воевода на все отвечал одно: «Верю!»

      Это слово поразило римлянина. Он смотрел на лицо Фабриция, осветившееся странным огнем, исходившим из его черных глаз.

      Но вдруг он понял, почему воевода на все отвечает: «Верю!» Галилеянин не исследовал, не колебался, но верил в своего Бога, как послушный ребенок верит в любимого отца. В его груди бьет тот благодатный источник, из которого могучие созидатели Рима черпали силу, чтобы безропотно свершать свои подвиги – источник живой веры, которую он, наследник религиозного равнодушия нескольких поколений, безуспешно искал в учениях всех религий. Для воеводы учение Христа не было политической верой, а только потребностью души и сердца. Он… верил…

      И язычник понял силу христианства: «С верой не может сражаться человеческий ум».

      – Если бы вы захотели облегчить мое поручение уступчивостью, то я был бы снисходителен к вашим обычаям. Я не сразу закрыл бы все ваши храмы.

      – Прежде чем мы будем говорить об этом, надо подождать последнего ответа божественных императоров, к которым сенат пошлет на днях почтительную просьбу.

      – Вы понапрасну трудитесь, – сказал воевода.

      – Не твое и не мое дело предупреждать божественную волю императоров, – отвечал Кай Юлий.

      – Я надеялся, что ты примешь мои доводы и отвлечешь префекта и консула от таких похорон, – сказал воевода. – Я боюсь новых волнений.

      – Делай, что тебе надо, а нас предоставь своей судьбе, которую нам предназначили боги.

      Они простились друг с другом принужденным поклоном.

      Когда воевода ушел, Кай Юлий поник головой и сложил руки на груди. Его худощавая фигура, изможденная, согнутая, как подрезанное под корень растение, казалась еще более худой. Этот потомок великого римского рода не производил впечатления силы.

      – А говорил я тебе, что нужно будет… – отозвался Констанций Галерий, сходя по мраморным ступеням, которые вели из кабинета в зал.

      Он плюнул на ладонь и поднял кулак, как будто замахивался на кого-то.

      – Я все слышал, – сказал он, – и хотел прийти к тебе на помощь, если бы этот галилеянин забылся. Это какой-то разбойник! Я уже давно говорю: хвататься за оружие и бить! А вы все колеблетесь. Чего тут ждать? С каждым днем мы все больше теряем почву под ногами. По-другому с нами заговорят императоры, когда мы подадим им просьбу на конце меча. И, наконец, за последние двести лет, кто занимал трон императора? Тот, кто был сильнее.

      – Ты не можешь научиться быть осторожным, – отвечал Кай Юлий. – Неизвестно, где подстерегает измена. Твой голос слышно через стену.

      Констанций Галерий равнодушно махнул рукой.

      – Живьем меня никто не возьмет, а что будет с моим трупом, меня мало интересует, – продолжал он. – Не поддавайся сомнению, вслед за этой ворчливой ведьмой идет всегда неудача, она еще никого не привела к победе.

      – Если бы у меня были твое здоровье и его вера, – сказал