Последние римляне. Теодор Еске-Хоинский

милый, – отвечала Порция, – но какова бы я казалась рядом с ним? Как серна около слона. Нет, не хочу!

      Патриций добродушно улыбнулся.

      – Известно, что слоны бывают терпеливы, – сказал он. – Времени у нас обоих достаточно.

      – Ты полагаешь, что твое терпение сломает мою волю? – закричала Порция с детским задором.

      – Я уверен, что когда-нибудь ты очень будешь любить меня.

      – Что тебе дает право на такое самомнение?

      – То, что ты постоянно ссоришься со мной.

      – Так с этого времени я буду молчать, как, как, как… – повторяла Порция быстро, топая ножкой.

      – …как Порция Юлия, – подсказал ей, смеясь, Констанций.

      Девочка погрозила ему пальцем, повернулась на одной ноге и выбежала из комнаты. За ней с веселым лаем побежал и пес.

      Еще занавеска не перестала колыхаться, как на пороге противоположной двери показался глашатай.

      – Знаменитый Винфрид Фабриций! – доложил он.

      Кай Юлий с удивлением посмотрел на Констанция, как бы спрашивая его: что этому человеку нужно от меня?

      – Я бы не принял этого галилеянина, – проворчал патриций.

      – Может быть, у него есть какое-нибудь поручение ко мне из Виенны, – отвечал сенатор.

      – Пусть войдет! – сказал он рабу и, накинув на себя тогу, вышел в залу.

      – Я позволил себе нарушить покой твоей преславности, – начал Фабриций, – не как воевода Италии и христианин, а как старый знакомый по Виенне.

      – Привет тебе! – отвечал сенатор и указал рукой на одну из соф, стоявших полукругом посредине залы.

      – Так как в Риме близко я знаю только одного тебя, – говорил воевода, – то хотел бы поговорить с тобой откровенно о деле, которое одинаково касается как нас, христиан, так и вас, язычников.

      – Исповедников веры народных богов, – поправил Кай Юлий.

      Как будто не обратив внимания на это замечание, воевода продолжал:

      – Я узнал, что вы намереваетесь хоронить ваших убитых с необычайной пышностью, и что сам консул скажет на главном рынке речь к народу. Если это сборище имеет целью вызвать новое волнение, то я буду принужден стянуть в Рим весь гарнизон Италии и запретить на будущее всякие многочисленные процессии.

      На лице сенатора выступил румянец.

      – Ведь ты сам убедился, что палатинского гарнизона совершенно достаточно для водворения порядка, – сказал он, бросив на воеводу неприязненный взгляд. – Что же касается твоей угрозы, то она превышает границы твоей власти. В стенах города у нас распоряжаются префект и консул.

      – Я пришел к тебе, чтобы разъяснить те размеры власти, с какими меня прислали в Италию. Я бы мог вас миновать и объявить цезарское полномочие только тогда, когда вы этого пожелали бы, но моя солдатская натура не выносит закрытой игры. Так знайте же, что я прибыл в Рим с поручением выполнить эдикты божественных и вечных императоров, невзирая на средства, к которым я сочту нужным прибегнуть. Теперь ты понимаешь, почему я не желаю торжественного погребения ваших убитых. Я не люблю напрасного