Венчанные затворницы. Лев Жданов

красотою. Только глаза, миндалевидные, большие, темные, но не сверкающие, а словно бархатные, излучали какой-то особенный свет. Если раз взглянуть в них, так невольно тянуло глядеть еще и еще, как в бездну опасную, под ногами раскрытую. Но не опасностью грозили глаза, нет. Скорбное что-то чудилось в них, словно это были глаза прозорливого ангела, видящего скорбь людскую и вечно тоскующего за этих людей… Так, по крайней мере, показалось Ивану.

      В тонких пальчиках белой, нервной руки девушка держала накосник своей пышной светло-русой косы и в раздумье покачивала им. Пряди пышных волнистых кудрей, выбиваясь из-под повязки, составляли красивый контраст с темными глазами девушки.

      – Нюша, ай оглохла! – громко позвала Адашева.

      – Нет, милая Настюша… О чем ты? Я слышу! – глубоким, грудным голосом отозвалась Анна Романовна Захарьина, роду Кошкиных, подруга хозяйки еще из Новгорода, где жил ее отец на воеводстве.

      – О чем? О женихах толкуем, слышишь… тебе не охота ли?

      Анна потупилась только и слабо отмахнулась рукою.

      – Ей простого не надо. Ей – королевича! – пошутила Арина Туренина.

      – Куды! Гни выше. Сама ведь – государыня-царевна… Ей из земель неведомых самово царя самоглавного подавай… Меньше не берет…

      – Царевна? Што это значит? – не то звуком, не то движением спросил Иван у Адашева.

      Тот зашептал:

      – Пожди… Постоим послушаем уж, коли стоим… Я все скажу. Потерпи, осударь…

      – Кто она? – зашептал Иван, очевидно, на этот раз соглашаясь послушаться своего спальника.

      – Анна… – начал было Адашев…

      Но тут произошло нечто совсем неожиданное.

      Две девочки, резвясь по лужайке, прятались друг от дружки за кустами. И в эту самую минуту одна из них влетела туда, где стояли оба соглядатая. Мгновенно с пронзительным визгом кинулась перепуганная шалунья к беседке, восклицая:

      – Парни… Разбойники там… Ай! Парни за кустами!

      Все вскочили, всполошились. Поднялась и старуха, протирая глаза и ничего не разбирая спросонок.

      Анна Захарьина, стоя на пороге, прижала к себе перепуганных девочек и старалась успокоить их. Адашева, догадываясь, в чем дело, пошла навстречу гостю и мужу, который приближался, громко возглашая:

      – Простите, гостьи дорогие, что всполошил ненароком. Я сам, хозяин дому, пошел прямо садом по следам гостей желанных. Да еще гостя веду… Уж не взыщите: приезжий человек. Не томашитесь. Не осудит!

      Все женское гнездо, так и заметавшееся при визге девчонки, снова стало успокаиваться, замужние задернули лица фатой. Девушки в кучу сбились, стояли, рдели, рукавами прикрывались. После обмена поклонами сели все. Анна Захарьина, растерявшаяся меньше всех, держалась спокойнее и проще других. И даже решилась не украдкой, как подруги, а прямо взглянуть на незнакомца, так неожиданно попавшего в их среду. Глаза их встретились, и девушка почему-то невольно вздрогнула. Вздрогнул против воли и царь.

      Адашев между тем обратился к жене:

      – Вот, жена, примай гостя дорогого,