А тебе слабо?. Кэти Макгэрри

к нему.

      – Как ты узнал? – лепечу я, уткнувшись в его грудь.

      – Сообразил, что рано или поздно ты выберешься покурить. А здесь единственное место, где это можно сделать.

      Его сердце бьётся сильно и размеренно. Несколько раз в поисках невесомости я заходила слишком далеко. Слишком много пила. Курила больше, чем нужно. Сближалась не с теми парнями. Я могла бы выйти за пределы невесомости, как воздушный шарик, которому перерезали ниточку, могла бы навсегда кануть в ужасающей пустоте. Но Исайя одним прикосновением умеет вернуть меня на землю. Его руки служат мне якорем, не позволяющим уплыть в никуда. Его мерно бьющееся сердце напоминает мне, что он никогда не подведёт.

      Я нехотя отстраняюсь от него.

      – Как ты узнал, что я буду в этой школе?

      – Потом расскажу. Бежим, пока нас не поймали.

      Он протягивает мне руку.

      – Куда? – я подыгрываю ему, прекрасно зная, что он ответит. Но мне хочется помечтать, хоть минуточку.

      – Куда хочешь. Ты как-то сказала, что хотела бы увидеть океан. Поехали к океану, Бет. Можем там жить.

      Океан. Картина тут же оживает у меня перед глазами. Я в старых выцветших джинсах и майке без рукавов. Волосы развеваются на ветру. Исайя коротко стриженный и без майки, его татуировки отпугивают прогуливающихся туристов. Я сижу босая на тёплом песке и смотрю на волны, а Исайя смотрит на меня. Исайя всегда смотрит на меня.

      Я обнимаю себя руками, стискиваю в кулаке полу блузки, чтобы не схватиться за его протянутую руку.

      – Я не могу.

      Он не убирает руку, но мои слова заставляют его вздрогнуть.

      – Но почему?

      – Потому что, если я сбегу, если нарушу правила Скотта, он отправит маму в тюрьму.

      Пальцы Исайи сами собой сжимаются в кулак, рука падает вдоль тела.

      – Да пошёл он.

      – А мама?

      – И она тоже. Нет, правда, зачем вообще пошла к ней в пятницу? Ты же обещала мне держаться от неё подальше! Она тебя била.

      – Нет, это был её ухажёр. Мама бы никогда меня не ударила.

      – Она позволила тебе прикрывать её, а сама сидела и смотрела, как её долбаный урод лупцевал тебя как грушу. Твоя мама – сущий кошмар.

      На парковке громко хлопает дверца автомобиля, и мы поспешно вжимаемся в дверные косяки.

      – Нам нужно поговорить, Бет.

      Я согласна. Нужно. Я киваю на сосновую рощу.

      – Пойдём туда.

      Исайя высовывает голову наружу, оглядывается по сторонам. Потом машет мне рукой. Мы не бежим. Мы идём в полной тишине. Как только мы заходим поглубже в рощу, я оборачиваюсь, ожидая вопросов, которые наверняка переполняют его.

      – Ты меня обманула, – Исайя засовывает руки в карманы джинсов и смотрит на бурые сосновые иглы, ковром покрывающие землю. – Ты сказала мне, что никогда не видела своего отца.

      Ладно, это не вопрос, а обвинение, которое я заслужила.

      – Я знаю.

      – Почему?

      – Я не хотела говорить о своём отце.

      Он продолжает смотреть на хвою под ногами.