Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии. Сесил Форестер

Худ заговорил с одним из торговцев о видах на урожай хлопка. С этой безопасной почвы он рассчитывал предпринять осторожные вылазки в более опасную область международных отношений. Однако через несколько секунд вошел дворецкий и что-то зашептал Худу. Тот выслушал и тут же обратился к французскому консулу. Вотур явно встревожился и встал.

      – Примите мои глубочайшие извинения, сударь, – сказал он. – Премного огорчен.

      – Не более, чем я, барон, – отвечал Худ. – Надеюсь, это легкое недомогание.

      – Будем надеяться, – сказал Вотур.

      – Баронессе дурно, – пояснил собравшимся Худ. – Уверен, господа, вы разделяете мою надежду, что это лишь легкое недомогание, и сожаления, что мы лишаемся приятного собеседника.

      Все сочувственно зашумели. Вотур повернулся к Камброну.

      – Прислать за вами экипаж, граф? – спросил он.

      Камброн потянул себя за ус.

      – Наверно, мне лучше поехать с вами, – сказал он, – как ни жаль покидать такое приятное общество.

      Два француза, вежливо распрощавшись, приготовились уходить.

      – Был чрезвычайно рад познакомиться с вами, милорд, – кланяясь Хорнблауэру, сказал Камброн. Прищуренные глаза несколько смягчали сухость поклона.

      – Весьма любопытно было встретиться с выдающимся военачальником бывшей империи, – отвечал Хорнблауэр.

      Худ, изливаясь в сожалениях, проводил французов.

      – Джентльмены, ваши бокалы пусты, – сказал он, вернувшись.

      Меньше всего на свете Хорнблауэр любил пить портвейн большими бокалами в жарком и влажном помещении, хотя теперь можно было наконец побеседовать с испанским консулом о Флориде. Он с облегчением вздохнул, когда Худ предложил присоединиться к дамам. Где-то неподалеку играл струнный оркестр, к счастью, приглушенно, так что меньше обыкновенного терзал немузыкальное ухо Хорнблауэра. Его усадили рядом с хорошенькой дамой, одной из соседок Камброна за обедом. Она спросила, как ему понравился город, он вынужден был ответить, что в этот первый день почти не видел Нового Орлеана. Разговор перешел на другие города, где ему доводилось бывать. После двух чашек кофе в голове немного прояснилось. Молодая особа оказалась внимательной слушательницей; она сочувственно закивала, узнав из разговора, что Хорнблауэр по долгу службы оставил в Англии жену и десятилетнего сына.

      Близилась ночь. Губернатор и его супруга поднялись; прием окончился. Последние томительные минуты, последние неловкие разговоры в ожидании экипажей, и наконец Худ проводил последнего гостя и вернулся в комнату.

      – Кажется, вечер удался. Надеюсь, ваша милость со мной согласны. – Он повернулся к жене. – Однако, дорогая, пожалуйста, не забудь выговорить Гуверу за суфле.

      Миссис Худ не успела ответить – вошел дворецкий и снова что-то зашептал.

      – Попрошу вашу милость на минуточку меня извинить, – встревоженно сказал Худ. Он выбежал из гостиной. Хорнблауэр и Джерард вежливо поблагодарили хозяйку за приятный вечер.

      – Камброн