Фернандо Магеллан. Книга 2. Игорь Ноздрин

грубо разговариваете с ним. Он зол на вас, – промолвил францисканец.

      – Какой обидчивый! – усмехнулся Барбоса. – Я наловлю сотню рабов и отправлю на рынок.

      – Энрике принял христианство, отчего заслуживает иного обращения.

      – Он – раб! – воскликнул Дуарте. – Этим все сказано.

      – Он – человек! – не уступал Антоний.

      – Давно стал им?

      – С момента крещения святой водой.

      – Матерь Божья! Так все дикари превратятся в людей и откажутся подчиняться!

      – Мы воспитаем в них покорность Господу и белым наместникам, – пояснил Фернандо.

      – Антоний будет обличать и наместников.

      – Что в том плохого? Пусть лучше капелланы ругают власть, чем туземные князьки. Мы всегда договоримся со священниками.

      – Зачем вы так? – обиделся монах.

      – Сделаю тебя архиепископом, затем кардиналом, – пообещал Фернандо.

      – Я служу Господу не ради красной шапки.

      – Одно другому не мешает, – заметил адмирал. – Мы построим на островах новое царство. У Колумба не получилось, а мы сделаем. Ты бы, Дуарте, не кричал на Энрике… Он рожден свободным человеком, не привык к грубому обращению.

      – Вот те раз, – недовольно пробормотал шурин. – Просил покарать раба, а оказался виноват!

      – Хвала Господу! – замахал ручками францисканец. – Сеньор капитан-генерал осудил гордыню.

      – Гнал бы ты его подальше, – без злобы посоветовал шурин. – Монах хорош на паперти, а не на корабле.

      – Хватит спорить, пора ужинать! – услышав звон посуды, воскликнул Магеллан.

* * *

      Вечерело. Оранжевое солнце укладывалось спать в белоснежную перину холмов, окрашивало их бледно-розовым цветом персидского шелка. Над ним сгустились тучки-одеяла, блиставшие перламутровыми переливами, от холодного чернильно-фиолетового до пышущего жаром алого. Меж ними дымно-золотистыми столбами пробивались лучи, в которых отец Антоний увидел бы ангелов. Рваные мутные клочья облаков шевелились и таяли. Бледно-голубое небо над покрывалом поднималось вверх, сгущалось синевой, наливалось тяжестью. Нетерпеливый месяц карабкался из-за темного горизонта, тащил за собой стальные звездочки-заклепки. Примораживало.

      Пламя костра обжигало озябшие руки, отгоняло от набухшей влагой прогалины осевший снег, обнажало дышавшие испариной песок и камни. Сизый дым поднимался над головой, скапливался легкой тучей и понемногу исчезал в наступавших сумерках. Потрескивали сучья, гудел огонь, будоражил голодные желудки. От сырой одежды шел пар, воняло потом.

      – Кабы зверя подстрелить да на вертел, – размечтался Сантандрес, шуровавший веткой в золе.

      – Ищи теперь… – недовольно пробурчал солдат, смешно выпячивая зад, подставляя спину теплу— Одни вороны летают.

      – Не подпали седалище, – предостерег Хинес.

      – Промок, – пожаловался бедняга. – Третий час сидим, ждем. Сколько терпеть?

      – Пока не вернутся, – в сотый раз ответил матрос— Васко велел ждать до вечера, а потом возвращаться!