Собрание сочинений. Пробуждение: Интерлюдия; Сдается внаем. Джон Голсуорси

на себя в зеркале. Были великолепны ее руки, плечи, волосы, потемневшие с того времени, когда Сомс впервые познакомился с нею, и поворот шеи, и шелковое белье, и серо-голубые глаза под темными ресницами, – право, в сорок лет она была так же красива, как в дни первой молодости. Прекрасное приобретение: превосходная хозяйка, разумная и достаточно нежная мать. Если б только она не обнажала так цинично сложившиеся между ними отношения! Питая к ней не больше нежности, чем она к нему, Сомс, как истый англичанин, возмущался, что жена не набрасывает на их союз хотя бы тончайшего покрова чувств. Как и большинство его соотечественников, он придерживался взгляда, что брак должен основываться на взаимной любви, а когда любовь иссякнет или когда станет очевидным, что ее никогда не было – так что брак уже явно зиждется не на любви, – тогда нужно гнать это сознание. Брак есть, а любви нет, но брак означает любовь, и надо как-то тянуть. Тогда все удовлетворены, и вы не погрязаете в цинизме, реализме и безнравственности, как французы. Мало того, это необходимо в интересах собственности. Сомс знал, что Аннет знает, что оба они знают, что любви между ними нет. И все-таки он требовал, чтобы она не признавала этого на словах, не подчеркивала бы своим поведением, и он никогда не мог понять, что она имеет в виду, обвиняя англичан в лицемерии. Он спросил:

      – Кто приглашен к нам в Шелтер на эту неделю?

      Аннет слегка провела по губам помадой – Сомс всегда предпочитал, чтобы она не красила губ.

      – Твоя сестра Уинифрид, Кардиганы, – она взяла тонкий черный карандашик, – и Проспер Профон.

      – Бельгиец? Зачем он тебе?

      Аннет лениво повернула шею, подчернила ресницы на одном глазу и сказала:

      – Он будет развлекать Уинифрид.

      – Хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь развлек Флер; она стала капризной.

      – «Капризной»? – повторила Аннет. – Ты это в первый раз заметил, друг мой? Флер, как ты это называешь, капризна с самого рождения.

      Неужели она никогда не избавится от своего картавого «р»? Он потрогал платье, которое она только что сняла, и спросил:

      – Что ты делала это время?

      Аннет посмотрела на его отражение в зеркале. Ее подкрашенные губы улыбались полурадостно, полунасмешливо.

      – Жила в свое удовольствие, – сказала она.

      – Угу! – угрюмо произнес Сомс. – Бантики?

      Этим словом Сомс обозначал непостижимую для мужчины женскую беготню по магазинам.

      – У Флер достаточно летних платьев?

      – О моих ты не спрашиваешь.

      – Тебе безразлично, спрашиваю я или нет.

      – Совершенно верно. Так если тебе угодно знать, у Флер все готово, и у меня тоже, и стоило это неимоверно дорого!

      – Гм! – сказал Сомс. – Что делает этот Профон в Англии?

      Аннет подняла только что наведенные брови.

      – Катается на яхте.

      – Ах так! Он какой-то сонный.

      – Да, иногда, – ответила Аннет, и на ее лице застыло спокойное удовлетворение. – Но иногда с ним очень весело.

      – В нем чувствуется примесь черной крови.

      Аннет