Дикая жизнь. Фиона Вуд

что далеко не все стоит говорить вслух. Иногда могла бы и заткнуться.

      Если бы меня хоть сколько-нибудь интересовало общение с этой компанией, я бы сама ей так вчера и сказала. Она остановила какую-то девчонку возле учебного корпуса и во весь голос, совершенно не думая о том, кто может ее услышать, спросила, не пора ли ей заняться эпиляцией. «Чем?» – растерялась та девчонка.

      Холли расхохоталась. Сделала вид, что собирается отойти, потом обернулась и крикнула: «Усами своими, говорю, займись! Хоть бы при свете на себя в зеркало посмотрела, что ли».

      А другой девочке, которую угораздило сесть на то место, которое облюбовала для себя Холли, она сказала: «Ну-ка, подвинься – как тебя там, Ван? Ту? Фри?» Это она так с Ван Уок обошлась, лучшей в моем классе по математике. Она в десять раз умнее Холли, но тихая и застенчивая. Само собой, Ван Уок сразу же пересела.

      Крепкую и рослую Энни по виду можно принять за деревенскую девчонку. Вот только она не из деревни, а из города, живет к югу от реки, как и все остальные здесь, кроме меня. Похоже, любит насекомых. Выглядит чуть полноватой, говорит слишком громко. И постоянно угощает нас шоколадом, предлагает свой шампунь или еще что-нибудь. Требует внимания. Или я слишком цинична? Может, просто ведет себя по-дружески.

      Элайза вроде бы ничего. Вот только, кажется, сдвинута на фитнесе. Всегда не прочь лишний раз выйти на пробежку. А еще постоянно чавкает жвачкой, и за это я когда-нибудь все-таки вгоню ей в сердце кол.

      Есть еще Пиппа. Судя по ее вещам, она избалована донельзя, но, в сущности, девочка она милая. Несмотря на часы от «Картье», носки из кашемира, тщательно уложенные локоны, французские фразы и поклонение памяти Александра Маккуина, она счастлива и всем довольна, и по-моему, это состояние не имеет ничего общего с облачком роскоши, на котором она парит. Сюда, в лагерь, до нее приезжали уже две ее сестры, так что она знает тут все.

      Холли не спускает с нее глаз, завидует ее шмоткам. Пиппа в блаженном неведении ничего не замечает.

      18

      Нам с Холли надо посплетничать вдали от чужих ушей, поэтому мы нарушили правила и уединились в прачечной, она же сушилка. Корпус «Беннетт» стоит к ней ближе остальных, и мы ухитрились к вечеру оставить засов на двери сушилки открытым и улизнуть от всего мира через легко отвинчивающуюся вентиляционную панель за бойлером в тесном сушильном шкафу нашего корпуса. Мой перочинный нож уже оправдал потраченные на него деньги. Наш план побега, прямо как из шпионского кино, был проработан во всех деталях; соседки должны были прикрывать нас, делая вид, что мы спим, если кто-нибудь из учителей сунется с проверкой, мы убедились, что снаружи нет никого, совершили стремительный рывок до дверей сушилки и взорвались сдавленным хохотом, едва очутившись внутри. Ради такого блаженства, как уединение, стоило рискнуть суровым наказанием в случае провала.

      Пока я разворачиваю наши контрабандные и совсем чуть-чуть подмокшие припасы – хлеб с помидорами и сыром, припрятанные с обеда, – Холли переходит прямиком к своей излюбленной теме: к Бену.

      – Тебе