Полночный прилив. Стивен Эриксон

леса выползали тени. Взошла Луна, место заключения настоящего отца Менандор. Древние битвы Отца Тени создали и сформировали этот мир. Скабандари Кровавый глаз, стойкий борец со слугами неумолимой убежденности – хоть ослепительно белой, хоть всепоглощающе черной, – одержал победы, среди которых погребение Брата Тьмы и пленение Брата Света в далеком небесном мире. Эти победы – дары не только для эдур, но для всех рожденных и живущих, чтобы однажды умереть.

      Дары свободы, воли, лишенной цепей, пока человек сам на себя не накинет эти цепи и будет носить их, как доспехи.

      Трулл Сэнгар видел цепи на летери. Он видел окутывающую их непроницаемую сеть логических обоснований, где не найдешь ни начала, ни конца. Он понимал, почему летери поклонялись Пустому трону. И знал, каким образом они оправдывают все свои дела. Прогресс – необходимость, рост – преимущество. Взаимовыгодность – для дураков, а долг – движущая сила природы, любого человека и любой цивилизации. У долга свой язык, в котором есть такие слова, как переговоры, возмещение и поручительство, а закон – лживый запутанный клубок, который застит глаза справедливости.

      Пустой трон. На вершине горы золотых монет.

      Отец Тень искал мир, где изменчивость могла бы применить свой коварный яд против тех, кто избрал своим оружием непримиримость – в ней они черпали мудрость. Где любая крепость в итоге рушилась бы изнутри от веса цепей, жестко ее опутывающих.

      Мысленно он спорил с призраком – с Предателем. Тем, кто пытался убить Скабандари Кровавого глаза многие тысячи лет назад. Он доказывал, что сама определенность и есть Пустой трон. Что те, кто знает лишь один путь, начинают боготворить его, даже если путь ведет к пропасти. Он спорил, и по молчаливому безразличию призрака начал понимать, что сам вещает – с яростной горячностью – от подножия Пустого трона.

      Скабандари Кровавый глаз не сотворил тот мир. Он исчез там, пропал на пути, по которому не пройти никому другому.

      Трулл Сэнгар стоял перед трупом в куче гниющих листьев и чувствовал опустошенность. Множество путей открыто ему – и все они грязные, пропитанные отчаянием.

      Звук шагов на тропе. Трулл повернулся.

      Приближались Фир и Рулад – в плащах. Плащ Трулла Фир нес в руках, а за плечами висел небольшой походный мешок.

      Лицо Рулада разрумянилось – то ли от тревоги, то ли от возбуждения.

      – Приветствую тебя, Трулл. – Фир протянул плащ.

      – Куда мы отправляемся?

      – Отец проводит эту ночь в храме. Молится об указании.

      – Каменная чаша, – сказал Рулад, и глаза его блеснули. – Мать отправляет нас к Каменной чаше.

      – Зачем?

      Рулад пожал плечами.

      Трулл повернулся к Фиру.

      – Что за Каменная чаша? Никогда не слышал.

      – Старое место. В Кащанской котловине.

      – Ты слышал про него, Рулад?

      Младший брат покачал головой.

      – До сегодняшнего вечера понятия не имел – мать описала. Мы все ходили по краю котловины. Разумеется, тьма в ее сердце непроницаема; как нам было догадаться, что там сокрыто