Победитель последних времен. Лев Котюков

назвать улицу Цейхановича-Чапаевской.

      – А потом можно замазать какой-нибудь краской этого Чапаева, но не сразу, чтоб не отпугнуть электорат, – понизив голос до шороха пепла, сказал депутат.

      Но не любил шорох Цейханович, ни дневной, ни полночный, а любил костры гремучие. И взорвался Цейханович:

      – Да ты что – придурок?! Чего ты за него трясёшься?! Никакой он не коммунист – твой Чапаев. Алкаш, мародёр и анекдотчик! Помнишь, спрашивает Петька Чапаева: «А кто это, Василь Иваныч, у нас в сортире все стены дерьмом перемазал?! Уж не ты ли?» А тот отвечает: «Не, Петька, не я. Это комиссар Фурманов, мать его так! Он один со всей дивизии после сортира руки моет…» Разве это не поклёп на мировое коммунистическое движение?! Полный подкоп и поклёп!.. А ты упираешься…

      – Абсолютно полный! – утомлённо согласился депутат и пообещал добиться переименования улицы к ноябрьским праздникам, но всё же на всякий случай посоветовал заказать таблички с двойным наименованием, – носит же театр Станиславского и Немирович с Данченко имена трёх человек – и ничего…

      – То театр, там всё можно носить… Какую угодно дрянь… – погрустнел Цейханович.

      – После перевыборов обрежем мы этого Чапаева! И ещё кое-кого обрежем!.. Потерпи! – громко икнув, поспешил утешить собутыльника Дрязгман-Дрязгин.

      На том крепко порешили и разошлись почти довольные друг другом и жизнью.

      Человек ко всему привыкает.

      И к самому себе привыкает, будто к покойнику.

      И утешает себя сомнительной мыслью, что ничто человеческое никому не чуждо.

      А зависть, а подлость, а предательство, а прочее?!

      Но упорно живёт человек самоутешением. О какой-то эволюции бормочет нечленораздельно. И даже надеется на что-то. Но кто её видел, эту эволюцию?! Под каким забором, в какой луже, в каком дерьме она валяется?! У кого, в каких мирах количество доброты перешло в качество? Кому в пьяном бреду на рассвете мерещится, что убожество технического прогресса обратилось в эволюцию?

      Нырнул в тёмные воды бытия человек, а вынырнуло неведомое вонючее чудище. Вот и вся эволюция. Тьма, паутина, репьи да мрак. Кто там истошно воет в зарослях реки осенней?! Неужто не знает, что делать: вешаться или топиться?! Нечего без толку выть! Вперёд – и головой в ледяной омут! Кому быть повешенным, тот пусть лучше утонет. А эволюция всё спишет – и жизнь, и смерть, и саму себя, в конце концов. И не ждите от человека прозрений! Скорость тьмы в сто крат стремительней скорости света.

      После встречи с депутатом Цейханович срочно заказал таблички из нержавеющей стали, где белым на сини, почти лучезарно светилось: «улица им. Цейхановича-Чапаева», – и стал сладострастно ждать перевыборов.

      Но чёрной молнией с громом средь тусклого декабрьского неба грянуло известие о сокрушительном поражении коммуниста Дрязгина-Дрязгмана. Скупил гуртом почти все голоса на его участке некий скотопромышленник Лазарь Силкин, которому было всё едино, что человек, что курица, что кирпич, что Чапаев, что Кренкель, что Цейханович. А со скотопромышленниками и со