Челяберкет. Акын Тимиров

Вы же сами сказали, объявили всем, что победитель волен сам распоряжаться своим выигрышем!

      – Послушай, молодой и горячий! – выдавил из себя Акбаш. – Посмотри на друзей Хасана – они тебе не простят, если ты прилюдно вручишь кольцо Амалии. Начнется потасовка, которая может перерасти в массовое побоище. Это между нашими народами давно сидит. Россия велика, но мы все разобщены. Вместо единого общества народы нашей страны предпочитают традиционализм…

      – Традиционализм? – повторил Антон. – Это что-то новое, надо прочитать про это.

      Призадумался парень над новым словом. Казалось, он вовсе и забыл, зачем выходил к Акбашу.

      – Ты поверь мне, они очень ревностно относятся к красавице Амалии. Она их, и никому из русских они не позволят коснуться ее. Молчишь? Ну вот и молчи, значит, договорились. Ты же умный малый! – Акбаш хлопнул по плечу Антона под согласные кивки не на шутку встревоженной свиты: что будет, если Антон-Челяберкет не согласится с их условиями?

      – Хм, – Антон глядел через плечо банкира на Амалию, – вот не ожидал от вас, Акбаш Шаяпов. Вы для меня всегда были примером решительности и смелости в поступках, а теперь ставите мне условия: бери приз, не касайся Амалии, она не для тебя, забудь… Что же это? С одной стороны, вы требуете справедливости, с другой – показываете кулак.

      – Успокойся, Челяберкет, ты и твои товарищи – не пацаны. Вы уже вступили во взрослую жизнь, игры закончились. За слова и поступки пора отвечать перед обществом. Кнут и пряник! Одной рукой шлепнул, другой погладил – жизнь сложна. Бог и закон. Закон правового государства и божий закон совести должны быть неотделимы друг от друга.

      – Я понял, – пораженный услышанным, выдавил из себя Антон. Он оглянулся на своих товарищей, потом снова обратил свой взор на противоположную сторону, где, сверкая белизной на весеннем солнце, высилась у обрыва реки «Ак-мечеть».

      «Акбаш Шаяпов, похоже, прав – зачем портить праздник? Она невеста самого Хасана. Хасан – достойный противник, и я его уважаю. Да и наши меня не поймут: своих баб мало, что ли?! Эх, была не была, прости, Амалька!» – вздохнул Антон.

      Круто развернувшись, поднял он над собой шкатулку, звонко крикнул:

      – Эту победу я посвящаю своей матушке!

      – Ура-а! – взорвались в ликовании вокруг люди.

      Засунув шаль в боковой карман тужурки, Антон открыл шкатулку и, взяв полную пригоршню монет, швырнул их ватаге ребят.

      – Куды, Антошка?! – подбежал к нему отец, дав сыну пинка под зад, выхватил у него из рук малахитовую шкатулку и отскочил в сторону.

      Толпа людей, расталкивающих друг друга локтями, рванула к саням, которые подвезли бочки с вином. По пути толпа сбила с ног растерянного Антона под общий хохот горожан, наблюдавших за всем представлением с моста. «Браво, Антон-Челяберкет!» – кричали они, не умолкая.

      Только одной Амалии было не до радости. Вырвавшись из объятий тоскующих подруг, она вскарабкалась по заснеженному обрыву, вбежала во двор мечети. Прильнув к холодной кирпичной стене храма, горько разрыдалась.

      – А