Шёпот. Ульяна Трофимова

по тебе тот вой был.

      Старуха задумалась, а потом долго смотрела на меня, будто хотела разглядеть что-то, понятное только ей. А глаза у нее такие ясные, как у молодой, мудрые, затянутые сеткой морщин, уставшие.

      –Как отбилась то?

      –Сама не поняла. – Голос сорвался на придыхание. – Шептала что-то. Вернее, оно само … шепталось. А потом все стихло.

      Снова взгляд испытующий, удивленный даже. Женщина вдруг отвернулась, якобы для того, чтобы пошевелить угли. Но я заметила, каким настороженным и напряженным стало ее лицо. Возможно, мне показалось, но отчего-то я была уверена, что видела именно это.

      –Кто это был, бабушка? Там, на болоте?

      –Кто был? Анчутки, прихвостни Болотника.

      Я мысленно застонала: что за бред?!

      –Они только ночью из трясины вылазят, огнями играют, заманивают в трясину. Питаются страхом, а жрут все, что движется.

      –Болотник? Анчутки?

      –Видать, не здешняя ты, горлица. Говор, вроде наш, да другой, одежда чудная и вещей простых не знаешь. – Она уселась поудобнее и стала объяснять. – Болотник -то угрюмец с рыбьими глазами и бородой из тины и травы болотной. Хозяин здешних мест. Обернется стариком, а то и парнем пригожим, заманивает путника то стоном, то хохотом, то окриком жалобным, а потом топит, затягивая на дно. А для того, чтоб сподручней морочить да губить людей, замыслил огни блуждающие да чарусы.

      –Что это, чарусы?

      Я устало прикрыла глаза. В голове посветлело, видимо, от травяного взвара. Температура стала спадать, но при этом сильно клонило в сон.

      –Чарусы -то полянки зеленые, дюже красивые с цветами да ягодами. Распознать их легко: всегда возле леса мертвого стелются да у сухостоя болотного. Глаз радуют, что сказать, да борониться их надо, стороной обходить. Не поляны это, а настил морочный. Ступишь на чарусу – вмиг провалишься, и засосет жижа топкая.

      А еще, бывает, и Болотница морок насылает: песни поет, манит голосом сладким, телом белым, очами ясными. А как подойдешь ближе, тут же облик свой истинный кажет – зубы острые да лапы когтистые. Только поздно уже: разойдутся кочки под ногами, и спасенья нет от трясины прожорливой.

      Уж не знаю, от чего удача тебе была, да как по топи до берега добралась, одно скажу – повезло тебе. Редко кто вырвется.

      Я промычала что-то сонно.

      –Ладно. – Вздохнула старуха и потерла ладонями колени, собираясь вставать. – Утомила я тебя своими байками. Да и нечего силу нечистую к ночи поминать. Спи! Все силы из тебя повысасывали. Да и Ворогуша постаралась лютая – вон как в груди хрипит. Ну, ничего. Я тебя быстро на ноги поставлю.

      –Вы доктор? – Спросила, не открывая глаз, потому что не могла уже бороться с накатившей дремотой.

      Бабуля, скорее всего, не поняла вопроса, но ответила в тему:

      –Согдой зовусь. Хотя, кто как величает. – Старушка подложила в очаг хвороста. –Кто ведьмой, кто знахаркой, кто каргой старой.

      Усмехнулась сама себе, заглянула в котел.

      –Хвори я лечу разные, но приписывают мне и другие силы. Кривые языки чего только не скажут.