Тот день. Книга прозы. Вячеслав Овсянников

по кличке Фемида.

      Жудяк орет:

      – Эй, Петренко! Пузо вперед! Ать два! Дрых всю ночь в залах вместе с «Фемидой», а теперь идешь дожимать в собачник? Шикарная у тебя служба. Так и гуляете вдвоем: от лежака до кормушки и обратно…

      Кличку «Фемида» присвоил овчарке замполит Кузмичев. – Культурный он у нас, академии кончал, – объясняет на ходу Жудяк.

      Добродушное лицо Петренко, заросшее ночной щетиной, ухмыляется.

      Жудяк продолжает:

      – У вас половину Гостиного из-под носа утащат, вы и не почуете. Что ты, что Фемида.

      Петренко, добродушно улыбаясь, замечает:

      – Смотри, Жудяк, она шуток не понимает, – он показывает глазами на овчарку. – Перехватит разок – мало не покажется.

      – Где вам! – пренебрежительно машет рукой Жудяк, – обожрались оба на казенных харчах. Только вот я не понимаю: как Фемида терпит, что ты у нее половину мяса хряпаешь? Будь я на ее месте, я бы тебе давно тыкву откусил.

      Петренко не обижается, треплет овчарку по загривку:

      – Мы с ней друзья. Она за меня любому глотку перервет. Ты, Жудяк, лучше ее не дразни. – И шествует дальше в свой собачник.

      В залах Гостиного двора гудит торговля. Жудяк водит меня за собой, из отдела в отдел, с этажа на этаж, ищет постовых милиционеров, охраняющих социмущество и общественный порядок в торговой фирме. Пятерых он, в конце концов обнаружил, кого где: один смотрел утреннюю передачу в отделе телевизоров, другой завтракал в буфете, третий добирал пару часов сна в подсобном помещении, четвертый и пятый добросовестно исполняли свой долг, следя за колыханием жужжащей толпы в залах. Но вот на след шестого, некоего Молочкова, никак не удается напасть.

      – Где этот мерзавец прячется! – кипятится Жудяк, – я из него кефир сделаю!

      Наконец находим этого самого Молочкова в отделе нижнего белья и сорочек. Он сидит на низенькой скамейке рядом с продавщицей цветущего возраста, одетой в розовый рабочий халатик, и в чем-то ее горячо убеждает. Девица криво усмехается, клонит густо нагуталиненные ресницы.

      Жудяк кричит:

      – Ай да Молочков! Ты, я вижу, вплотную решил приступить к работе в органе внутренних дел. Так ты скоро у нас и отличником станешь.

      По радиотрансляции просят сотрудников милиции срочно прибыть в зал верхней женской одежды.

      – Что там еще стряслось? – Жудяк спешит в зал. Я и Молочков за ним.

      В зале картина: две продавщицы пытаются удержать на месте толстую тетку с одутловатым лицом, вцепясь с двух сторон в полы роскошной норковой шубы. Тетка хрипло вскрикивает, машет руками, старается вырваться. Будто две птички отчаянно атакуют разбойницу-ворону. Еще одна продавщица брезгливо держит пальчиками какую-то чумазую хламиду.

      Жудяк спокойно, с суровой важностью представителя власти, приближается к участникам происшествия. Он говорит:

      – А! Старые знакомые! Ты что, мать, к зиме готовишься? Шкурку решила поменять?

      Та видит Жудяка, делает торжественное лицо, поднимает руку с грязными растопыренными пальцами