Буча. Синдром Корсакова (сборник). Вячеслав Немышев

Ленинского района, старший лейтенант Каргулов готовится дать команду на движение. Но не торопится старлей – всему свое время: он снял и протер очки-велосипеды.

      Перед ним далеко вперед тянется Первомайская улица.

      Бульвар.

      По бульвару – посредине – веселее идти, безопасней; страшно по обочине первым номером. А не страшно только дуракам. Контрактники тянут табачину до горячего, до огня, обжигают пальцы и губы. Щупы в руках.

      Рядом старшина. Раскашлялся: харкает в кулак, будто поперхнулся.

      – Т-ты чего, Костян? – привычно для старшинского уха заикается старлей.

      – В дыхало попало. Морось. Кха, кху-у…

      Взводный смотрит назад, туда, где вся колонна инженерной разведки, выстроившись по номерам, ждет его отмашки. И он командует:

      – Па-ашли-и.

      Не крикнул взводный, а вроде как голос подал больше для себя. Там, за его спиной, народ привычный, нутром чует всякую команду.

      Двинулись. Бэтер покатился. Ожила Первомайка.

      Витек мелкий, Бучин дружок, замешкался. Штаны у него великие на три размера, волочатся по земле. Витек елозит шипованными ботинками по асфальту, не поднимает ног – шваркает. Оттого скрежет и грохот стоит на всю округу.

      – Витек, ты, типа, в штаны наложил. Прешь как танк.

      Тот лыбится Буче в ответ, поднимает каску со лба и прибавляет ходу.

      Грумх, грумх, грумх, грохочут его берцы.

      По левую руку от взводного Мишаня Трегубов с синим скорпионом на плече. Позади него сапер по фамилии Реука – улыбчивый и исполнительный – романтик.

      На Первомайке заканчивается всякая романтика. Год такой на дворе – две тысячи первый – не романтический год для грозненских саперов. Ничего романтичного на Первомайке не происходит. Если случится, кому найти фугас, говорят, подфартило парню. Взорвался – не повезло.

      Машин почти не было в это утро. И народу – две молодые женщины из местных. Одна постарше, годам к тридцати, другая моложе, статнее. Опустив глаза, прошли мимо. Обе в черных платках. Лица бледные, брови дугой подведены. Мишаня с той стороны улицы им в след пошумел:

      – Пра-авильно, – говорит, – глаза стыдливо в землю, в землю. Ах, какие женщины, какие…

      Девицы заторопились, свернули во двор.

      Белый жигуленок остановился у бордюра, пропуская колонну саперов. Водитель, вжавшись в руль, с опаской наблюдал за военными. Когда дорога впереди освободилась, «жигуленок» покатился и скрылся за поворотом.

      Каргулов поднял кулак.

      Ах ты, долбаная тишина! Не зря старшина кашлял в утро: не от тумана-мороси. Чует старшина, чует опасность.

      Бэтер, качнувшись по инерции, стал.

      Солдаты, пригибаясь к земле, хоронились за деревья, направляли стволы в сторону мрачных развалин. Старлей Каргулов сквозь треснутое стекло очков тревожно всматривается туда, где сходился в размытых перспективах Первомайский бульвар.

      – К-костян, глянь ты. Я ни черта не вижу. А тихо-то как. Чего там, ну?

      Старшина поднес к глазам